– Спасибо, Шарлотта. Можешь идти.
Рыжий локон подскакивает, Шарлотта вприпрыжку убегает, стуча по полу ботинками на пуговичках, шурша оборками юбки. Тут ситца хватит на целое окно, думает Алли, если вдруг кому-то нужны занавески такого цвета, – никому, разумеется.
Со временем она полюбила здание, в котором находится школа. В маленьких комнатах больше света, чем дома, и во всем – в звуках шагов на лестнице, в скрипе перьев, в голосах среди цветов в гостиной – чувствуется какой-то смысл, какой-то толк. Только теперь, проводя много времени в школе, Алли стала замечать, что дома комнаты почти всегда пустые, что когда она дома, в соседней комнате никого нет, и наверху тоже, и частенько – внизу. Она проходит мимо Мэй, которая в облаке растрепанных волос и взлетающих юбок прыгает с подружками через скакалку, здоровается с идущей в кухню кухаркой. Дела в школе мисс Джонсон обстоят хорошо, и теперь девочек каждый день кормят горячими обедами. Алли ума не приложит, в чем она провинилась, с чего бы Шарлотте так ухмыляться. У нее всегда хорошие оценки, и она первая ученица после старших девочек из подготовительной группы мисс Джонсон, которых готовят к поступлению в Женский колледж при Лондонском университете. Мисс Джонсон жертвует деньги на то, чтобы в Кембридже появился колледж для женщин; есть надежда, что Алли, когда вырастет, уже сможет получить образование в Кембридже.
Она взбегает по лестнице, ее тень мелькает меж теней от перил на стене. У мисс Джонсон открыта дверь, и солнце высветляет темно-зеленые стены, цвета джентльменских клубов и кожаных кресел.
– Добрый день, – говорит Алли.
Она ни в чем не провинилась. Мисс Джонсон отрывает взгляд от лежащих на столе бумаг, улыбается.
– Алетейя. Заходи, садись.
Алли ступает по начищенным половицам, усаживается на честерфилдский диван, аккуратно скрещивает ноги. Мисс Джонсон, обогнув журнальный столик с фигурными ножками, которых папа бы не одобрил, садится с ней рядом. С ней рядом! Алли ждет.
– Алетейя, вчера ко мне заходила твоя мама. Она тебе уже обо всем рассказала?
Алли кажется, будто она летит в пропасть и ее внутренности летят быстрее нее.
– Нет.
– Ты меня удивила. Так она не говорила с тобой о движении за то, чтобы женщины тоже могли быть врачами?
Алли поднимает голову. Значит, речь не о ее истерических наклонностях. Она осторожно дотрагивается пальцем до болячки на ноге. Ожоги, говорит мама, – традиционное средство от слабых нервов, и если человек упорствует в своей слабости, то прижигание надо повторить.
– О том, что осмотр врачей-мужчин унижает женщин и лишает их той самой чувствительности, которая оберегает женскую чистоту? И о том, что многие приличные женщины предпочитают годами терпеть невыносимую боль и мириться с неудобствами, нежели обратиться к мужчине-врачу по поводу определенных болезней, в особенности тех, что связаны с осложнениями при родах?
Мисс Джонсон резко выпрямляется:
– Боже правый. Алли, и от кого ты только этого наслушалась?
Алли переплетает пальцы.
– От мамы. И в ее приюте для женщин. Она водила меня послушать миссис Батлер.
На коврике у мисс Джонсон спуталась бахрома. Алли хочется опуститься на колени и расчесать ее пальцами.
– Миссис Батлер? Ясно. – Мисс Джонсон глядит в окно. На востоке маячит синюшная туча. – Тебе ведь тринадцать?
Алли кивает:
– С половиной. В мамином приюте есть девочки и помладше меня.
– Да, наверное, есть и помладше. И все же…
Наступает молчание. Туча движется так медленно, думает Алли, что доберется до этой части Дидсбери не раньше, чем начнутся послеобеденные занятия.
– Мама говорила с тобой о том, какие надежды у нее связаны с твоим будущим?
– Мы должны стать способными, независимыми женщинами и приносить пользу не только в домашнем кругу.
– Верно.
Алли поднимает голову:
– Мама сказала, что я буду врачом?
– Она на это надеется. Ты выказываешь необходимое упорство и прилежание. Но, Алли, это будет непросто. Боюсь, для этой стези недостаточно одной способности к учению и желания трудиться, тем более для женщины.
Алли сглатывает ком в горле.
– Мне хочется принести пользу представительницам своего пола. Мне хочется избавить женщин хотя бы от небольшой толики унижений и боли, уготованных нам судьбой.
Мисс Джонсон касается руки Алли:
– Разумеется, моя дорогая. Иначе и быть не может. Я не сомневаюсь, что ты готова к этой работе. Но очень многие против того, чтобы женщины получали медицинское образование. Тебе, быть может, придется уехать в Америку или во Францию. Возможно, тебе не удастся даже добиться того звания, которое может получить мужчина. Сейчас ты решаешься стать не только врачом, но и первопроходцем, бойцом авангарда, и я боюсь, что на это у тебя уйдет не меньше сил, чем на то, чтобы научиться исцелять людей. Ты еще очень юна, Алли. Не связывай себя никакими обязательствами, даже в мыслях, знай только, что если ты поступишь так, как хочет твоя мама, то изберешь для себя, наверное, самый тернистый путь.