Филантропы в рваных штанах

− Таковы преобразования, джентльмены, которые мы намерены осуществить в ваших интересах. Я безбоязненно утверждаю, что благодаря прогрессивным преобразованиям, которые мы намечаем, за ближайшие пятьсот лет мы настолько изменим социальные условия в стране, что рабочий класс сможет пользоваться всеми благами цивилизации. Вам остается ответить лишь на один вопрос: готовы ли вы ждать пятьсот лет?

− Да, сэр, − вскричали мудрые волхвы, пребывавшие в восторге от этого грандиозного проекта.

− Да, сэр, если надо, мы подождем и тысячу лет, сэр!

− Я ждал всю свою жизнь, − сказал один бедняк, ветеран борьбы за победу Великого старого знамени, который в результате этих побед сейчас находился в состоянии крайней нищеты и работный дом уже поджидал его, − всю свою жизнь я надеялся и верил, что настанут лучшие времена, так что еще несколько лет для меня не составят разницы.

− Не беспокойтесь, сэр, и не торопитесь, − выкрикнул из толпы другой мудрец. − Мы можем подождать. Не торопитесь, сэр. Вам лучше знать, сколько времени на это понадобится.

В заключение великий человек предостерег их против социалистов, глупых и непрактичных людей, которым уже сейчас не терпится увидеть лучшую жизнь, и напомнил, что и Рим не в один день строился.

«Волхвы» горячо аплодировали. Им не приходило в голову, что поговорка насчет Рима здесь совершенно неуместна.

Сэр Фэзерстоун уселся в свой экипаж, а толпа, увеличившись за счет вышедших из зала, вновь построилась и отправилась маршировать по тихим улицам, распевая:

Все голоса отдавайте за Светера!

Все, как один, голосуйте за Светера!

Он хочет нам благ, и знает он, как

Власть и свободу вернуть рабочим.

Пыла побольше, в укор безголосым!

Тех, кто не с вами, оставите с носом!

С этим навеки покончим вопросом!

Светер по праву одержит верх.

Экипаж, в котором сидели сэр Фэзерстоун, Адам Светер, Раштон и Дидлум, двигался в середине процессии. Впереди шли люди со знаменем и факелами, четыре человека − по два с каждой стороны − шли рядом с экипажем и несли зеленый огонь. В общем, зрелище получилось внушительное. Когда они проходили мимо Невольничьего рынка, какой-то бедняк в рваной одежде, в ботинках, спадающих с ног, взобрался на фонарный столб и, размахивая своей кепкой, прокричал:

− Ура! Ура! Ура! − в честь сэра Фэзерстоуна Блада, нашего будущего премьер-министра!

«Филантропы» уже охрипли от криков, потом выпрягли лошадей и впряглись вместо них в экипаж.

− Сколько будет получать сэр Фэзерстоун, если его сделают премьер-министром? − спросил Харлоу у одного из «филантропов», который подталкивал экипаж сзади.

− Пять тысяч в год, − ответил тот, по странной случайности осведомленный в этом вопросе. − Это получится сто фунтов в неделю.

− Не так много для такого человека, как он, − сказал Харлоу.

− Ты совершенно прав, приятель, − отозвался тот с сочувствием в голосе. − Он баллотировался на пять лет и, значит, получил за это время всего двадцать пять тысяч фунтов. Конечно, у него есть и пожизненная рента − около двух тысяч в год, но что это, в конце концов, для такого человека, как он?

− Да уж, тут не разбежишься, − посетовал Харлоу, а Ньюмен, который тоже помогал подталкивать экипаж, заметил, что великий человек должен получать, по крайней мере, вдвое больше.

Правда, они обрели некоторое утешение в том, что сэру Фэзерстоуну не нужно ждать семидесяти лет, чтобы получить пенсию, он получит ее сразу, как только покинет свой пост.

* * *

На следующий день вечером Баррингтон, Оуэн и еще несколько их единомышленников, собравших по подписке кое-какие деньги на листовки социалистов, раздавали их на митингах либералов и тори. И тут им не раз пришлось вступать в споры с защитниками капиталистической системы. В своих попытках убедить людей воздержаться от участия в выборах они натолкнулись на сопротивление даже тех, кто утверждал, что верит в социализм. Эти люди заявляли, что, поскольку от социалистов нет кандидата, остается голосовать за лучшего из двух имеющихся. Именно такой точки зрения придерживались и повстречавшиеся им Харлоу и Истон. У Харлоу в петлице красовалась зеленая ленточка, а Истон носил цвета д’Округленда.

Один человек сказал им, что, будь его воля, он заставил бы голосовать всех имеющих право голоса, хотят они того или нет, а в противном случае лишал бы их избирательных прав. Баррингтон спросил его, верит ли он в тарифную реформу. Тот ответил, что не верит.

− А почему? − спросил Баррингтон.

Человек сказал, что он против тарифной реформы, так как считает, что она погубит страну. Баррингтон спросил, поддерживает ли он социалистов. Человек ответил, что не поддерживает, а на вопрос «почему» ответил, что победа социализма привела бы страну к катастрофе, он в это верит, потому что так сказал мистер Светер. Но на вопрос Баррингтона, что он стал бы делать, если бы было всего два кандидата − один социалист, а второй сторонник тарифной реформы, − ответить он не сумел.