В январе 1838 года, размышляя о петербургском пожаре, он пришел к остроумному выводу, о котором сообщил Антонию: «Заметили ль Вы, что три страшных и много убыточных пожара у трех народов разрушили то, что которому больше любезно: в Петербурге дворец, в Лондоне биржу, во Франции театр?» Биржа в Лондоне сгорела в ночь с 10 на 11 января, в том же январе сгорел в Париже театр «Опера комик». Далее в том же письме Филарет писал: «Сказать ли Вам, что еще кажется мне очень худым предзнаменованием? — Петербург сходит с ума в идолопоклонстве пред французскою плясавицею. Говорят, в то самое время, как она в театре бросалась в огонь, от которого должен был избавить ее бесстудный языческий божок, — сделался пожар, истребивший дворец. Господу помолимся, да простит людские неведения и да очистит наши грехи». Под «французскою плясавицею» митрополит Московский подразумевал Марию Тальони, с сентября 1837 года сводившую Петербург с ума. В опере-балете «Бог и баядерка» она исполняла партию баядерки, то бишь публичной женщины и танцовщицы, Золое, которая отвергла любовь верховного судьи Кашмира и за то отправлена на костер. Пламя охватывает баядерку, но появляется бог Брахма, хватает ее в объятия и уносит в облака. И как раз, когда в Большом театре Петербурга шло это огненное представление, загорелся Зимний дворец. Филарет увидел в этом наказание высшему петербургскому обществу, включая и самого императора, ибо Николай Павлович, увы, также «сходил с ума в идолопоклонстве» пред танцовщицей Тальони и по возвращении из Москвы в Петербург не пропускал спектаклей с ее участием, усаживал к себе в ложу и самозабвенно ею восторгался.
Героизация публичной женщины, спасаемой языческим божеством, конечно же не могла радовать Филарета, да и все духовенство. Но с пристрастием света к театру, в котором язычество пело и плясало напропалую, приходилось скрепя сердце если не мириться, то хоть как-то уживаться. Ворчать, возмущаться, по мере сил бороться. И указывать: разве то не причина стихийных бедствий?
Празднование двадцать пятой годовщины изгнания Наполеона из России из-за пожара Зимнего дворца не состоялось с тем размахом, которого ожидали. Какое тут празднование, коли надобно латать дыры! 29 декабря перед Казанским собором совершилось открытие памятников Кутузову и Барклаю де Толли, и это стало самым крупным событием тех торжеств.
Весной 1838 года святитель Филарет возвратился в Москву Под его руководством основанная Маргаритой Тучковой, а ныне монахиней Меланией Спасо-Бородинская община на Бородинском поле превратилась в Спасо-Бородинский второклассный женский монастырь. А в июне владыка участвовал в церемонии переноса памятников прежней закладки храма Христа Спасителя и произнес слово в Троицкой церкви на Воробьевых горах:
— Мы призваны сюда, чтобы окончить то, что почти не начато, для приготовления к новому началу… Александр Благословенный положил в сих местах начало созиданию храма во имя Христа Спасителя, в ознаменование царственной благодарности за спасение России. Составлен чертеж здания, избрано место, даны средства сооружения, прошло двадцать лет, в начале которых думали, что к концу сего времени мы увидим здание возрастающим. Во столько времени мог бы даже явиться целый храм… Но Божие всемогущество явилось над могуществом человеческим, судьбы Божии превознеслись и над возвышеннейшими и над лучшими помыслами человеческими… И посему мы не с скорбию или смущением идем снять основание несозданного еще храма, но с молитвою и упованием веры, и со священною торжественностию, с какою оное было положено… Соединимся, братия, в молитве, да дарует Господь после благочестивейшего Александра благочестивейшему Николаю благодать храмоздательства, как даровал оную после Давида Соломону.
В 1838 году производителем и главным архитектором храма Христа Спасителя был назначен автор нового проекта Константин Андреевич Тон. Началось строительство, здания Алексеевского монастыря подверглись сносу, началась выемка земли под фундамент, 27 июля начали класть каменные фундаменты особым способом, чтобы все основание храма представляло собой однородную каменную массу. На сей раз владыка Филарет внимательно следил за ходом работ, чему способствовало и его частое гостевание в доме у Сергея Михайловича Голицына.
Здоровье владыки продолжало ухудшаться. С наступлением зимы он жаловался на частые простуды, онемение кожи на руках, зуд в глазах. Игумен Аарон, славившийся своим врачевательским искусством, обихаживал Филарета, когда тому нездоровилось.