Жатва смерти унесла еще одного замечательного человека — в сентябре умер граф Сергей Семенович Уваров, государственный деятель, провозгласивший триаду «Православие — самодержавие — народность», ученый, филолог, археолог, президент Санкт-Петербургской академии наук, основатель Московского исторического музея. В 1786 году его крестила императрица Екатерина II. В 1855 году его отпевал митрополит Филарет. Хоронить увезли в село Холм Смоленской губернии — в родовую усыпальницу.
Жатва смерти сорвала еще один колосок и в самом доме Филарета — 4 января 1856 года скончался его верный и самозабвенно преданный слуга и друг — домашний секретарь Александр Петрович Святославский. Это был человек, который незаметно и тихо исполнял свое дело, не имея никаких нареканий. Люди злые зубоскалили над его «рабской покорностью», но он просто понимал, какое счастье быть верным слугой такого человека, как Филарет, и безропотно служил. Имя Святославско-го постоянно мелькает в письмах Филарета, он либо ссылается на него: «Святославский мне прочитал…», «Святославский доложил…», «Святославский советовал…», либо обвиняет в чем-то: «Письмо это я получил только через год по милости Святославского», либо заступается за него: «…в поступках Святославского не открывается ничего, кроме нелепого стыда обнаружить свою неисправность или медленность», «Что новое распоряжение о контроле до Вас не дошло, виноват не Святославский. Виноватые в Петербурге». И вот в мае 1853 года тревожное: «…не легко занемог Святославский…», через пол года еще хуже: «Святославский же для дел уже умер: он мало ходит, мало помнит и ничего не делает».
Филарет привык к секретарю, как к собственной тени, как к части самого себя, и как себя он не просил никого награждать, так и не пекся о наградах для Александра Петровича. Граф Александр Петрович Толстой однажды обиделся за своего полного тезку:
— Что же вы, владыко, ничем не наградите Александра Петровича?
Он взял на себя хлопоты, Филарет подал прошение, и Святославского незадолго до смерти успели порадовать орденом Святой Анны 3-й степени.
— Успел-таки я такую штуку обломать! — радовался Филарет, как ребенок.
И вот — Александра Петровича не стало, умер верный Санчо Панса, преданный до гроба… Сколько времени понадобится, чтобы привыкнуть к новому секретарю-то?.. И ведь не стар еще был милый Петрович, до шестидесяти не дожил. Вот беда-то!..
После падения Севастополя к союзникам присоединилась и Швеция, стало очевидно, что Австрия и Пруссия могут вступить в войну против России, если русский император не согласится на мирные переговоры. «Кажется, Австрия хочет исполнить в совершенстве предсказание умершего первого своего министра, что она удивит мир своею неблагодарностью», — писал Филарет, имея в виду знаменитое высказывание бывшего министра иностранных дел Австрии Феликса Людвига фон Шварценберга. Но России для того, чтобы садиться за стол переговоров не в качестве битой державы, нужна была какая-то победа. Слава богу, в ноябре такая победа состоялась — старший брат Андрея Николаевича Муравьева, герой войны 1812 года генерал от инфантерии Николай Николаевич Муравьев, взял в Турции важную стратегическую крепость Карс, за что получил Георгия 2-й степени и приставку к фамилии — Муравьев-Карсский.
А в это же время другой Николай Николаевич Муравьев, не имеющий родства с этими Муравьевыми, осваивал дельту Амура и договорился с китайцами о праве сплава русских войск по этой реке, тем самым укрепляя дальневосточные рубежи Отечества. Через несколько лет этот Николай Николаевич станет Муравьевым-Амурским.
Ефим Васильевич Путятин заключил в 1855 году с Японией Симодский договор о мире и дружбе, по которому, кстати, тогда-то впервые японцы получили те самые острова из Курильской гряды, о которых теперь твердят, что они принадлежали им испокон веков.
Имея такие достижения в войне и дипломатии, новый император мог уже садиться за стол переговоров.
Святитель Филарет непрестанно и с волнением следил за событиями на мировой арене. В начале января 1856 года к нему приехал генерал князь Горчаков, недавно уволенный с поста главнокомандующего в Крыму и замененный генерал-адъютантом Александром Николаевичем Лидерсом. Филарет жадно расспрашивал его обо всем, тот охотно рассказывал о причинах поражений, о бездарном руководстве и беспечности Меншикова. Потом перешли к обсуждению мировой политики. «Я спросил: устоит ли Австрия в этом, хотя неверном авторитете, — вспоминал сей разговор Филарет. — Он говорит: устоит в том случае, если мы не потерпим значительного проигрыша в войне; один из первых министров грубый, а другой демократ, которого тайная мысль, конечно, есть благоприятствовать демократии и, следственно, не благоприятствовать России, которая есть главное препятствие для демократии».
Австрия не вступила в войну стараниями еще одного Горчакова — великого русского дипломата Александра Михайловича, лицейского друга Пушкина. Они вместе поступили в Царскосельский лицей в год его основания; Пушкин посвятил Горчакову три стихотворных послания.