Если сравнивать эти две судьбы, то и впрямь Александр Михайлович Горчаков был в житейском смысле куда счастливее Александра Сергеевича Пушкина. Но главный итог жизни обоих весьма и весьма славен. Это высвечивается в том, как обоих окрестили современники и потомки. Окрестили навечно. Одного — солнцем русской поэзии, а другого — звездой русской дипломатии.
Горчакову суждено было долгие тридцать девять лет служить под началом министра иностранных дел, который не умел даже говорить по-русски — таков был Карл Васильевич Нессельроде, занимавший этот наиглавнейший дипломатический пост России с 1816 по 1856 год. При этом его дипломатические способности оценивались всеми как весьма посредственные.
Горчаков поступил в Министерство иностранных дел сразу после окончания лицея в 1817 году и уже через три года стал секретарем министра. Но вскоре излишне независимый в своих мнениях Горчаков становится одним из врагов Нессельроде. Долгое время ему приходилось работать в посольствах в Лондоне, Риме, Берлине, Тоскане, Вене, Штутгарте.
Конечно, вступление в войну Австрии не случайно так беспокоило Филарета, столь чуткого к внешней политике. За Австрией потянулась бы и Пруссия, и тогда… Страшно представить, что было бы! А между тем все висело на волоске. Новый австрийский император Франц Иосиф получил корону из рук русского императора и вместо благодарности за это испытывал ненависть к России, ибо всяк мог за спиной шептаться: «Если бы не русские…» В 1856 году жатва смерти могла набрать новые обороты.
Но Господь распорядился иначе.
МИЛОСТИ господни
1856–1860
«Отцу наместнику и братии мир духовный.
Поздравляю и с миром внешним, который подписан в Париже в прошедшее воскресенье. Услышав о нем, я почувствовал некоторое успокоение от скорби, заботы и опасения, но не радость. Вчера узнав о нем, вчера же прочитал я, что английский министр почитает его не миром, а чем-то похожим на мир. Бог мира да дарует нам истинный и совершенный мир», — писал святитель Филарет преподобному Антонию 21 марта 1856 года.
Закончилась военная страда. В Париже был подписан мирный договор. Завершилась сорокалетняя эпоха трудного первенства России в Европе, продолжавшаяся после разгрома Наполеона и Венского конгресса с 1815 по 1856 год. Можно сказать, столица Европы из Петербурга вернулась в Париж.
Принято считать, что Россия проиграла Крымскую войну. Однако внимательное изучение Парижского трактата никоим образом этого не подтверждает. Да, России запрещалось иметь флот в Черном море, но так же и никакое другое государство не могло его иметь здесь, включая Турцию, поскольку в статье XI сказано: «Черное море объявляется нейтральным: открытый для торгового мореплавания всех народов вход в порты и воды оного формально и навсегда воспрещается военным судам как прибрежных, так и всех прочих держав». Стало быть, здесь мы ущемлялись наравне с другими. Статья II предусматривала: «Вследствие счастливого восстановления мира между их величествами, земли, во время войны завоеванные и занятые их войсками, будут ими очищены». Россия отдавала туркам Карс, а французы и англичане, согласно статье IV, возвращали «императору всероссийскому города и порты: Севастополь, Балаклаву, Камыш, Евпаторию, Керчь-Еникале, Кинбурн, а равно и все прочие места, занимаемые союзными войсками». Согласно статье IV, все военнопленные всех сторон возвращались. Мало того, в статье IX удовлетворялось русское требование относительно христианских подданных Оттоманской империи: «Е.и.в. султан, в постоянном попечении о благе своих подданных, даровав фирман, коим улучшается участь их без различия по вероисповеданиям или племенам и утверждаются великодушные намерения его касательно христианского народонаселения его империи, и желая дать новое доказательство своих в сем отношении чувств, решился сообщить договаривающимся державам означенный, изданный по собственному его побуждению, фирман». Валашское и Молдавское княжества закреплялись за Турцией, но в статье XXIII оговаривалось: «Блистательная Порта обязуется оставить в сих княжествах независимое и национальное управление, а равно и полную свободу вероисповедания, законодательства, торговли и судоходства». То же касалось и Сербии. Расходы на исполнение всех статей Парижского трактата ложились поровну на все страны. Такого не бывает, если одна какая-то страна проиграла.