Филарет Московский

Известия о польских событиях Филарет получал, можно сказать, из первых рук — от своего старого друга Андрея Николаевича Муравьева, ведь тот был родным братом генерала Михаила Николаевича Муравьева-Виленского, непосредственно руководившего подавлением мятежа в Польше. Европейская печать прозвала его людоедом. Удивительно, но к мнению европейцев присоединился внук великого Суворова — светлейший князь Александр Аркадьевич, тогдашний петербургский военный генерал-губернатор! Он не только назвал Муравьева-Виленского людоедом, но и приказал не устраивать никаких почестей Михаилу Николаевичу при его приезде в Петербург. Даже около дома «душителя польских свобод» были выставлены полицейские, чтобы те не пускали кого-либо с подарками и приветствиями. Тем не менее, как отметил в одном из своих писем Филарет, «Михаил Николаевич приехал в Петербург больной, и гвардейскими офицерами, с восклицаниями «Ура!» вынесен из вагона на стуле, вопреки запрещению петербургского генерал-губернатора, который также запретил купцам поднести хлеб-соль и к дому Михаила Николаевича послал городских служителей, чтобы не собрался народ встретить его. Не скажете ли: невероятно?».

Таким же жгучим реакционером, как возмущенный сим фактом Филарет, оставался и Федор Иванович Тютчев, написавший внуку Суворова стихотворный памфлет:

Гуманный внук воинственного деда,
Простите нам, наш симпатичный князь,
Что русского честим мы людоеда,
Мы, русские, Европы не спросясь!..

Как извинить пред вами эту смелость?

Как оправдать сочувствие к тому,
Кто отстоял и спас России целость,
Всем жертвуя призванью своему?

Кто всю ответственность, весь труд и бремя

Взял на себя в отчаянной борьбе —
И бедное, замученное племя,
Воздвигнув к жизни, вынес на себе?..

Кто, избранный для всех крамол мишенью,

Стал и стоит, спокоен, невредим —
Назло врагам — их лжи и озлобленью,
Назло — увы — и пошлостям родным.

Так будь и нам позорною уликой

Письмо к нему от нас, его друзей!
Но нам сдается, князь, ваш дед великий
Его скрепил бы подписью своей.

Не зря, не зря советский агитпроп вычеркивал Тютчева из школьных учебников! Тот еще был защитник самодержавия Федор Иванович!

Пленение Шамиля и покорение Кавказа, усмирение Польши… Теперь Александр II приступил к завоеванию Средней Азии, отряды генерала Михаила Григорьевича Черняева выступили против Кокандского ханства.

В августе 1864 года Филарет вновь приветствовал государя в преддверии Успенского собора, и на сей раз — как триумфатора:

— Благочестивейший государь! В предшествовавшее настоящему посещение твое, приветствуя тебя здесь, мы желали твоей державе мира и — победы, если потребуется брань. При помощи Божией, ты сохранял мир, и в мире одержал победу над сильными противниками, которые повели было войну, хотя не мечом, но словом и письмом, вызывающим меч. Остры и многочисленны были стрелы, но не пробили твоего щита, ибо твоим щитом была твердость в правде. Потом, верностью и мужеством твоего народа, ты низложил в землю и на нашей земле возникшую брань от людей, недостойных чести называться врагами, потому что они воевали крамолами и злодеяниями. Наконец, твоему царствованию даровано Провидением победоносно окончить вековую войну, крепко, но без окончательного успеха веденную твоими предшественниками, и ты умиротворил обширный край кавказский, который казался вечною отчизною войны. И так приветствуем тебя миром, не только желанным и ожидаемым, но и обладаемым. Бог мира да благословит вожделенными успехами твои подвиги для мира внутреннего, — для охранения и возвышения благочестиво-нравственного и нравственно-гражданского устройства твоего народа. И с сим вместе да продолжит Отец небесный и умножит свои благословения над твоим благословенным семейством, дабы в семейных утешениях ты находил облегчение от трудов царственных.

Он не зря говорил о семейных утешениях, поскольку упорно ходили слухи, что царь охладел к царице, и митрополит желал своим словом вновь связать распадающуюся августейшую семью. Увы, ему это не удастся. В мае 1866 года государь вновь встретится с Екатериной Долгоруковой, и она станет его возлюбленной, а после смерти императрицы — и женой.