Филарет Московский

Полностью все семь строф впоследствии публиковались в собраниях сочинений Жуковского, а первая строфа с легкой руки Пушкина так и стала гимном Российской империи. Государь, прослушав новый гимн, остался весьма доволен и приказал устроить публичное слушание, которое состоялось 11 декабря 1833 года в Москве в Большом театре. Весь народ был в восторге. Не был на прослушивании лишь митрополит Филарет. На афише было указано название гимна как «Русская народная песнь», но ведь это была не просто песнь, а молитва, ибо ее наполняет обращение к Богу. Духовенство выражало недовольство. С тех пор «Боже, царя храни!» называли и так и сяк — и «Русская народная песнь», и «Молитва русского народа». Но главное, что Филарету претило идти в здание, увенчанное изображением языческого бога Аполлона, которому, между прочим, во времена гонений на христиан приносились в жертву многие христианские мученики.

— Уберите истуканов, и я приду, — говорил он, уподобляясь святителю Митрофану Воронежскому.

Николай сердился, но больший его гнев был еще впереди. В 1834 году Москва украсилась Триумфальными воротами, воздвигнутыми на площади Тверской заставы главным архитектором Москвы Осипом Ивановичем Бове. Сооружение величественное и достойное памяти героев 1812 года, коим оно и было посвящено. Одно плохо — венчала сие превосходное сооружение статуя языческой богини Славы, несущейся на повозке, запряженной шестеркой резвых коней. Узнав об этом, митрополит Филарет заранее решил, что хотя пять лет тому назад он и освящал закладку арки, саму арку освящать не станет, покуда не снимут очередного истукана. Но в мае скончался Бове, а его соавторы — младший брат Михаил, Иван Петрович Витали и Иван Тимофеевич Тимофеев «из уважения к смерти главного архитектора» отказывались что-либо менять.

О том, что Филарету придется освящать Триумфальные ворота в таком, а не ином виде, святителю сообщил светлейший князь Петр Михайлович Волконский — министр императорского двора, генерал от инфантерии, герой войны 1812 года. Святитель Филарет впал в смятение. Он заявлял о том, что не может святить сооружение, украшенное языческим идолом, на что все вокруг, вздыхая, лишь разводили руками:

— Придется святить, владыко!

Тогда Филарет отправился в лавру к своему духовнику и прямо сказал:

— Как ты скажешь, так и сделаю.

— Не святить, — ответил Антоний.

— Будет скорбь.

— Потерпите.

Но как открыто заявить о своем отказе царю? И святитель Филарет решил отвечать Николаю как-нибудь иносказательно. Трудно судить, хорошо ли у него это вышло или не очень хорошо.

Пришло время торжеств, 8 сентября Филарет встречал государя перед Успенским собором Кремля речью, в которой сравнивал Николая Павловича с благочестивейшим израильским царем Иосафатом:

— Так на необъятном расстоянии времен и мест виден опыт одной и той же истины, что пути благочестивых царей имеют сходное между собой направление, потому что их направляет одна невидимая рука; потому что сердце царево в руце Божией. Посему пред сим святилищем Божиим приветствуем тебя, благочестивейший государь, не только по чувству любви радостным, но и по чувству благоговения священным приветствием: благословен грядый во имя Господне!

Через несколько дней на Троицкое подворье прибыл дежурный флигель-адъютант с вопросом к митрополиту:

— Государь велел спросить: какое время будет угодно его высокопреосвященству назначить для освящения Триумфальных ворот?

Ответ Филарета оказался весьма странным:

— Слышу.

Флигель-адъютант не понял и переспросил.

— Слышу! — уже сердито ответил владыка.

— Так что же мне передать-то его величеству? — изумлялся царский посланник.

— А то, что слышали, то и передайте, — сказал святитель Филарет.

Когда Николаю сообщили, он некоторое время недоуменно размышлял, затем вспыхнул от гнева:

— А, так… Я понимаю… Приготовьте лошадей, я сегодня же покидаю Москву!

И уехал. А Филарет, еще более огорченный, вновь приехал в лавру.

— Вот какая скорбь пришла!

— Это и прежде было видно, — ответил Антоний.

— Да уж хорошо ли я поступил? Раздражил государя. Я не имею достоинств святителя Митрофана, — вздохнул Филарет.

— Да не берите их на себя, а помните, что вы епископ христианский, пастырь Церкви Христовой, которому страшно одно — разойтись с волею Иисуса Христа.

Об этом разговоре и о предыдущем приезде митрополита преподобный Антоний потом написал в своих воспоминаниях. Филарет так переживал, что захворал. На другое утро он прислал за Антонием. Тот испугался, думая, что святителю стало хуже. Однако, придя на зов, увидел Филарета веселым и бодрым и сам заулыбался.

— Что ты? — спросил Филарет.

— Да виден орел по полету.