Филфак

— В общем, слушай, Саш, – не разделяя моего веселья, Комарова начинает вводить меня в курс дела: — Уже сейчас мы с девчонками продумываем афиши, флаеры… Короче, подогреваем женский интерес. Обычно в качестве завлекалочки берём красавцев с прошлого года или выискиваем новых с просторов интернета. Рельефные мышцы, в меру обнажённые тела, взгляды «а-ля мокрые трусики». Короче, в этом году сделаем тебя лицом конкурса.

— Э-э, нет, Нин! — меня коробит от идеи сверкать голым задом с каждого фонарного столба, да ещё и с припиской «Мистер Пед».

— Засунь свою скромность, знаешь куда? — ворчит Комарова и увесистым кулачком заряжает мне вбок. — Под подушку! Мы сделаем тебе такие кадры, что за тобой очередь из поклонниц выстроится. А Аня твоя от ревности на сироп изойдёт и наконец одумается! Да и ты только представь лицо Царёва: победил он, а с баннеров улыбаться девушкам будешь ты!

— Ладно, чего не сделаешь ради любви! — бубню себе под нос, растирая горящие огнём рёбра: что-что, а уговаривать Нина умеет.

— Вот и молодец! На этом собрание нашего клуба объявляю закрытым! — потягиваясь Комарова встаёт и отпирает дверь в комнату, впуская в пропахшее пряниками пространство глоток свежего воздуха.

— Какого ещё клуба, Нин?

— Нинель! — моментально погрузившись в роковой образ, Комарова игриво ведёт бровью, а потом походкой от бедра вышагивает обратно и, аккуратно подцепив ноготком пустой полиэтиленовый пакет, шепчет: — Клуб анонимных пожирателей пряников, Соколик!

И правда, за пределами этой комнаты нам обоим предстоит играть чужие роли, а так хочется уже быть собой…

Всего пара звонков, и мою кандидатуру для афиш согласуют без лишних слов. Буквально тут же Комаровой удаётся договориться с доморощенным фотографом и сообразить подобие фотостудии из закрытой на ремонт коморки дворника и нескольких простыней. Остаток же дня Нинель таскает меня из комнаты в комнату и с миру по нитке собирает для фотосессии несколько образов, да и вообще, без зазрения совести используя свой авторитет, порядком обновляет мой гардероб. Как-никак сиять в ближайшие дни я должен не только с листовок, но и в стенах «родного» универа.

Вспышки фотокамеры, томные взгляды, откровенные позы… я выкладываюсь на съёмках на все сто. На месте прыщавого фотографа из четыреста седьмой представляю Румянцеву. Меня раздирает от желания доказать глупышке, что я круче её Царёва по всем фронтам.

Пока местные знатоки графических редакторов корпят над созданием макета афиши, а городская типография торгуется за каждую копейку, в общий студенческий чат Нинель скидывает несколько кадров, снятых «в процессе». К слову, бэкстейдж удался на славу, а самой Комаровой вполне можно осваивать ремесло фотографа.

Реакция прекрасной половины универа не заставляет себя ждать: нескромные комментарии, смайлики, сердечки — уже наутро из никому не известного Соколова, я становлюсь целью номер один для местных красавиц. А если вспомнить, что на первом курсе филфака я единственный парень, то масштаб безумия вокруг моей персоны сложно переоценить.

Первый учебный день в качестве Ильи Соколова проходит как в тумане. Скучные лекции разбавляются щебетанием очаровательных однокурсниц, короткие перемены — их смехом и бесконечными комплиментами. Мне строят глазки, за моей спиной шушукаются, а под игривыми взглядами робеют и отчаянно смеются, когда и вовсе не смешно. Мне не нужно думать, в какую аудиторию идти или где взять конспект по теории литературы — рядом всегда кто-то есть и обязательно поможет. Всё, что требуется от меня, — не лишать одинокие сердца надежды и не забывать улыбаться. И всё же я ни на минуту не отпускаю из мыслей Румянцеву. Весь этот спектакль ради неё, но, как назло, за несколько дней моего чёрного пиара мне ни разу не удаётся с ней пересечься в длинных коридорах универа. Зато Царёв не упускает возможности пощекотать мне нервы.

— Эй, зяблик! — приторная рожа Артура вырастает перед моим носом незадолго до семинара по философии. — Говорят, ты продал своё тщедушное тельце Нинель ради минуты славы. И как оно? Стоит того?

Придурок лыбится, словно только что произнёс шутку века. Интересно, как долго он её сочинял?

— А я смотрю, прошлогодний «Мистер Пед» ревнует? — я нарочито произношу титул парня слащавым голоском, не пряча нахальной улыбки, и продолжаю бить словами: — Не подскажешь, что прошлой осенью ради победы продал ты? Кому, как ни мне, теперь знакомы расценки Нинель.

— Да иди ты, Соколов! — морщится придурок, сжимая кулаки. — Мало тебе тогда досталось? Или нос лишний?

Ещё мгновение, и очередной драки не избежать. Вот только поддаваться на этот раз я не планирую.