Филфак

В два счёта сидение отъезжает назад, а полуголая Пуговица садится на меня верхо́м. Снова целует. Шаловливо залазит руками под мою футболку. Гладит тело. Стонами ласкает слух. А ещё извивается на мне в диком танце страсти. Неужели не понимает, что обратного пути нет?

И только дурацкий стук никак не даёт покоя. Так бьётся не сердце, так дубасят в стекло автомобиля, желая привлечь внимание водителя.

— Сделай вид, что не слышишь. Ну же! — прикрыв глаза, командует Аня и бесстыдно начинает на мне скакать, изгибаясь при этом всем телом.

Здесь что-то не то! Слишком откровенные движения Пуговицы. Да что там, они явно опережают события!

— Аня! — хватаю её за плечи и пытаюсь сконцентрировать свой помутнённый взгляд на её лице. — Что ты делаешь?

— Как обычно, — стонет, запрокинув голову. — Спасаю тебя, Соколов!

Хмурюсь. И только сейчас краем глаза замечаю автомобиль дорожно-патрульной службы в паре десятков метров от нас и ошарашенную физиономию одного из властелинов обочин. Молодой инспектор старательно прячет взгляд, но продолжает, скорее на автомате, стучать костяшкой указательного пальца в водительское окно.

— Не тормози, Соколов! — Аня страстно хватается за мои плечи и, продолжая создавать иллюзию близости, губами касается мочки уха. — Иначе нас сейчас арестуют. Точнее, сначала захотят выписать штраф за все твои закидоны на дороге. Потом спохватятся, что у тебя вместо прав корочки комбайнера. А следом всплывёт, что мы разъезжаем на угнанной тачке, пока её владелец зализывает раны. Подыграй мне, Илюш! Вот увидишь, на нас плюнут и поедут дальше.

— Подыграть? Тебе? — меня распирает от желания придушить чертовку прямо на глазах любопытного "дэпээсника", но я вовремя беру себя в руки, а потом понимаю: в этой игре правила придумывают оба.

— С удовольствием, — рычу, через плотную джинсовую ткань безжалостно нанизывая лгунью на своё нешуточное желание. — Только помни, ты сама об этом попросила.

— Думаешь, испугаюсь? — моя наивная девочка даже не догадывается, какого ненасытного монстра разбудила во мне своей игрой.

— Проверим, Пуговица! — оставляю на тонкой коже девичьей шеи следы жадных губ. — Если что, запомни стоп-слово…

— Какое? — прерывисто стонет мне прямо в ухо.

— Я люблю тебя.

Позабыв про незваного гостя за окном Царёвской тачки, Аня на мгновение замирает. Широко распахнув глаза, ждёт, что я всё переведу в шутку, но, видимо, ещё слишком плохо меня знает.

— Вообще-то, это целое предложение! — ворчит, так и не дождавшись поблажки, и забавно хмурит бровки. Этакое сочетание невинной наивности и откровенного вожделения.

— Зато, смотри, работает, — усмехаюсь ей в губы.

— Ага, — игриво облизывается, а меня окончательно ведёт от её близости. И Румянцева это чувствует. Проводит язычком от одного уголка моих губ к другому и, пока мурлычу от удовольствия, спрашивает:

— А какое стоп-слово у тебя?

У девчонки явный талант сводить с ума одним только взглядом. Вот и сейчас растрёпанная и разрумянившаяся, с припухлыми от поцелуев губами она смотрит на меня своими нереальными, кристально чистыми океанами, не подозревая даже, что тону в своей любви к ней безвозвратно. Какое к чёрту стоп-слово, когда мне до дрожи её мало!

— У меня его нет! — хмыкаю, прикусывая язык. Наверно, не стоит сейчас ещё больше пугать Пуговку заявлением, что того никогда и не будет. Никаких остановок! Только не с ней! Не сейчас, когда, кажется, научился летать.

— Тогда давай его тебе придумаем, — моя настырная девочка не умеет отступать.

— Я его тут же забуду, – признаю́сь честно, расплываясь в блаженной улыбке. Сильнее сжимаю Румянцеву в своих алчных руках и чувствую, как из её головы одно за другим вылетают не только стоп-слова, но и остатки здравых мыслей, уступая место томным вздохам и тихим стонам.

Кончиками пальцев вывожу узоры на бархатной коже и проклинаю упёртого гаишника с напрочь отбитой совестью. Неужели мужик не понимает, что сейчас он третий лишний! А я так хочу потерять контроль. На волне страсти наделать нескромных глупостей, чтобы потом долго и сча́стливо их разгребать на пару с Аней.

— Твоя взяла, — бормочет та несвязно, растворяясь в моих руках. Податливая, как пластилин. Отзывчивая. Желанная. И провалиться мне на этом месте, если Румянцева снова играет.

— Неужели сдаёшься, Пуговка? — оставляю дорожку влажных поцелуев на тонких ключицах. Пожалуй, зря я отказался от стоп-слова! Вкус Анькиной нежности дурманит голову, а от аромата её кожи всё плывёт перед глазами.

— Меньше слов, комбайнер! Не забывайся! — царапает ноготками и запрокидывает голову, освобождая путь моим ненасытным губам.