Филфак

Игра, смешанная с неподдельным желанием, выливается в горючую смесь. Наши беспрерывные стоны раскаляют воздух внутри салона, скрывая смущённую фигуру «дэпээсника» за пеленой запотевших стёкол. Нескромные движения раскачивают тачку и требуют все больше свободы и пространства, но внутри слишком тесно. Мы не замечаем, как остаёмся одни, как тают в темноте проблесковые огни патрульной машины. Точнее, мы оба делаем вид. Ни мне, ни Румянцевой не хочется брать паузу. Да и, видит Бог, оторвать меня сейчас от моей Пуговицы не в силах будет даже всемирный потоп. И только стук девичьего сердечка, с каждой секундой набирающий обороты, мягко намекает: ни о таком первом разе, не здесь, не в тачке, пропитанной запахом Царёва, она грезила по ночам. А то, что я буду первым, уже не сомневаюсь. Горящие от стыда щёки, несмелые касания, неловкие поцелуи — всё это выдаёт мою Аню с головой. И оттого ощущаю себя до безобразия счастливым! Мне не терпится растянуть каждое мгновение, медленно, мучительно нежно открыть для своей девочки новый мир, в котором будем только мы вдвоём. А потому останавливаюсь первым. Через силу отключаю в себе мужика и, тяжело дыша, лбом упираюсь в обнажённое плечо Ани.

— Я тебя хочу, — дикое напряжение никак не отпускает. — Неистово. До дрожи, Анька! Только тебя одну.

— А как же Яна? — добавляет ложку дёгтя в бочку мёда.

— Нет никакой Яны. Только ты. Одна. Повсюду. Слышишь?

— Да, – шёпотом касается моей души.

— У меня крыша едет от тебя, понимаешь? — ладонями скольжу вверх по её шее, пока пальцами не зарываюсь в волосах.

— С этим я бы поспорила, — смущённо хихикает Румянцева. — Крыша твоя получила непоправимые повреждения ещё до меня!

— А ты забрала моё сердце!

— И не отдам больше никому! — кивает, а потом, слегка отстранившись, кусает распухшие от поцелуев губы.

— Глупое стоп-слово! — отводит взгляд, а я как дурак улыбаюсь. Понимаю, что хочет произнести Пуговица, но не решается, поскольку, как и я, не желает останавливаться.

Заправляю за ухо её спутанные волосы и не могу налюбоваться тонким профилем. Какая же она красивая! Идеальная для меня. Девочка-мечта. Девочка-сказка. И теперь знаю, что только моя. Любовь настолько глубоко пускает корни в моём сердце, что в нём не остаётся места для обид, сомнений, страхов. Мир, окутанный ночной тьмой, рядом с Пуговкой взрывается миллиардами звёзд и ярких красок.

— Я отвезу тебя домой, – простая фраза, но сейчас она даётся мне с трудом. По доброй воле отказаться от любимых объятий дорогого стоит. Но Румянцева достойна большего! Как минимум, правды!

— Ладно, — неловко возвращается на соседнее кресло и начинает суетливо застёгивать блузку, совершенно точно придумывая в своей дурной голове очередные бредовые подозрения.

— Ты меня так и не услышала, — усмехаясь бью по рулю. — Я с ума схожу, когда ты рядом. Но чёрт побери, это тачка Царёва!

— Тогда поехали ко мне, — заливаясь краской, произносит несмело и путается в пуговицах, не решаясь на меня взглянуть. Девчонка утопает в смущении, но всё же добавляет: — Папа к бабушке уехал на все выходные.

Прикрываю глаза и с улыбкой киваю. Шах и мат. Разве я могу отказать? Не сейчас, когда всё внутри разрывается от желания, а алеющие от смущения щёки Румянцевой выдают её с головой. А потому откладываю в дальний ящик свою правду, завожу мотор и по пустынным ночным улицам города мчу навстречу нашему безумию.

Как заядлая угонщица, Румянцева предлагает бросить чужую тачку в квартале от её дома. Дальше пешком. Получается медленно, несмотря на прохладу сентябрьской ночи. Согреваемся жаркими поцелуями, горячими фразами, бесстыжими объятиями. Мы как малые дети, только-только научившиеся ходить, никак не можем остановиться. Подъём на пятый этаж и вовсе кажется нереальным. Мы зависаем на каждом пролёте, спинами протирая стены и оглушая соседей невнятными звуками. С сотого раза попадаем ключом в замочную скважину и едва не лишаем настырного котейки хвоста. На ходу скидываем обувь и надоевшую за ночь одежду. Не включая свет, спотыкаемся обо всё, что можно. Смеёмся в губы друг другу, но продолжаем тонуть в нежности и задыхаться от желания.

— Ты же помнишь про стоп-слово? — наши раскалённые до предела тела касаются прохладной простыни на небольшой кровати.

— Да, — даже не думает останавливаться. Жадная, смелая, податливая. Аня тает в моих руках без остатка.

— Это не игра, Пуговица! — отчаянно рычу, нависая сверху. Я не хочу, чтобы завтра Румянцева пожалела о случившемся.

— Я знаю, — скользит ладонями по моей напряжённой спине, а сама подаётся навстречу и дразнит губами мочку уха. — Замолчи уже и не смей тормозить!

Уже в следующую секунду мы окончательно теряем над собой контроль. Жадно изучаем тела друг друга. Дрожим от удовольствия каждой клеточкой и позволяем желанию одержать верх. Внутри всё горит от ярой потребности обладать моей девочкой. Дико. Бешено. Неукротимо. Но из последних сил сдерживаю себя, с незыблемой нежностью неспешно продвигаясь к цели.