Разумеется, следует подвергать имеющиеся свидетельства очень серьезной критике. Филипп II является одним из наших королей, память о котором лучше всех сохранилась в коллективном сознании. Внимательное чтение источников той эпохи и трудов, часто фрагментарных, но следующих один за другим на протяжении столетий, показывает, насколько они ограничивались тем, чтобы сохранить почти одни лишь восхваления. Это фрагментарное и частичное использование информационных средств эпохи сделало из Филиппа человека, плотно укутанного в легенду. Критическое исследование заставляет, наконец, увидеть этого короля таким, каким он был, и избавиться от слишком простых и слишком красивых клише, которые дошли до нас через столетия. Но не значит ли это осмелиться коснуться фундамента нашей национальной истории, этого короля и правления, которые глубоко вспахали нашу землю и заложили в нее плодородные семена единства, независимости и государственности? Так, по всей вероятности, нужно истолковывать крайне осторожное отношение к Филиппу Августу среди историков. Они проявляют глубокое почтение к его ослепительному и славному образу, который представлен придворным капелланом Вильгельмом Бретонцем в эпической поэме «Филиппиды». Однако, создавая хронику правления под названием «Деяния», тот же автор, и в еще большей степени его предшественник Ригор, дали в нескольких пассажах, резких и едких, довольно неожиданную точку зрения на некоторые поступки и личные особенности этого короля.
Таким образом, жестокие критические высказывания иногда противоречат крайним восхвалениям, которые в определенных случаях были связаны с задачами самой настоящей королевской пропаганды. Не играли ли эти восхваления роль дымовой завесы, скрывавшей ради пользы дела — возвеличивания королевской власти Капетингов — человека мелкого масштаба, марионетку в руках одного клана или королевских советников, которые манипулировали им по своей воле? Или же, напротив, это был великий политик? Поистине, историки произвольно отдали предпочтение второй из этих версий. Иногда они доходят даже до того, что видят в Филиппе Августе первого государственного деятеля из династии Капетингов. Не значит ли это проявить некоторую поспешность и забыть Людовика VI, который имеет по меньшей мере заслугу в том, что доверил власть Сугерию и следовал его советам? Да, конечно, но правление Филиппа Августа очистило и расширило до размеров королевства ту «модель», которая прежде действовала только в узких рамках королевского домена и была сильно пропитана феодальными традициями. Это не отменяет того факта, что у Филиппа и его советников не было нужды постоянно оглядываться на Карла Великого, чтобы найти пример и программу.
Угодничество, лесть, придворные интересы, задачи пропаганды, критические или нелицеприятные замечания — учитывая все это, можно набросать более сложный портрет Филиппа Августа, нежели тот, что предлагает традиционная историография. Не станет ли он в результате загадочным силуэтом с расплывчатыми контурами? Некоторые его восхваляли до крайности, а другие поносили и ненавидели, в частности потомки тех, кого его солдаты или чиновники разорили и взяли в заложники. Этот антагонизм в суждениях требует внести необходимую ясность. Избегая предварительных выводов, с единственной целью понять этого короля, мы позволим себе выставить на яркий свет даже те его деяния и речи, которые не прибавляют ему славы.
Нужно признать, что этот король поддерживал с властью почти любовные отношения: сначала был определенный испуг при первом свидании, затем безумное увлечение, за которым последовал период равновесия и обладания, пока наконец жестокие разочарования не подтолкнули его к оригинальному решению, позволившему удержать при себе объект страсти.
По мере того как историки все дальше проникают в глубокие пласты прошлого и стараются лучше понять бесспорные по своей сути факты, они осмеливаются лишь реконструировать модели, то есть типы организаций, политических и социальных структур и т.д., которые периодически ставятся под сомнение, дополняются, модифицируются или отвергаются. В этой книге термин «феодальная модель» означает доминирование в королевстве крупных сеньоров (магнатов), которые в тот или иной момент были великими феодалами. Эта «феодальная модель» противостоит «королевской модели», которая в своем самом разработанном, завершенном виде означала решительную победу королевской власти. В действительности на протяжении всей эпохи правления Капетингов эти две модели сосуществовали. Однако они редко поддерживали между собой мир, и раскаты грома, вызванные их столкновениями, часто звучали во французской истории[1].
1. Драматичная коронация одного подростка
Замысел