– Ха-ха-ха! – разговаривал он с собой. – Мой хозяин запретил отворять мне дверь, если я вернусь поздно ночью, и принудил меня провести ночь под открытым небом! Ну вот и сам же вышел причиной, что я узнал важную тайну! Вот уж и поплатится он мне за это! Вот выйдет он дураком, если я промолчу, а у меня девяносто девять причин, заставляющих этого желать; а вот сотой-то причины недостает, так я уж и проболтаюсь. Он тогда предупредит короля и Тибо. Заговор будет открыт, и всех злоумышленников перевешают, и будут они висеть словно желуди на дубе. Ха-ха-ха! А у нас сохранится этот милый, этот драгоценный интердикт. Я видел пять покойников, которых как собак бросили в яму на монастырском кладбище. Ха-ха-ха! Вот за что люблю я этот интердикт! Уж как люблю! Он похож на мой нос и портит вид целой страны, которая – не будь только его – имела бы прекраснейшую наружность. Да, мой нос – это папский интердикт! Ха-ха-ха! Но это все равно. Куси заставил меня ночевать под открытым небом и Куси за это поплатится. Какую славную штуку намедни я сыграл с ним, подослав старика Жюльена, в то время как он напевал его дочке сладкие речи. Ха-ха-ха!
Развеселившись при этом воспоминании, шут Галлон перекувырнулся, подпрыгнул и со всех ног бросился бежать в город.
Глава XII
Три дня спустя по обширной равнине Турени медленно проходил многочисленный отряд всадников. Утренний ветер развевал их знамена; солнце играло на оружии и доспехах. Артур Бретонский предводительствовал этой небольшой армией и вел ее на завоевание провинции Пуату. Но численность армии была далеко не полна, представляя собой только часть вспомогательного войска, обещанного Филиппом Августом. В городе Туре назначено было сборное место для всех выступающих отрядов.
Во главе армии ехал Артур Плантагенет, вооруженный с головы до ног, а поверх лат на нем красовался великолепный атласный полукафтан, вышитый Агнессой Меранской. Глаза его горели юношеской энергией, и лицо, оживленное радостью и надеждой, выражало нетерпеливое желание сражаться и веру в будущее, начавшееся под столь счастливыми предзнаменованиями.
По правую руку от Артура ехал Ги де Куси, облаченный с роскошью, которую ему обеспечили тысяча марок отшельника. По левую скакал граф Савари де Молеон, не менее прославившийся своими песнями, чем военными подвигами.
Блистательная группа графов и баронов окружала их, далее на некотором расстоянии следовало множество пажей и оруженосцев, еще далее – многочисленный отряд всадников не в таких богатых доспехах, но строгой и воинственной наружности, под предводительством Гуго де Барра.
Наконец, замыкал строй отряд брабантов, впереди которых гарцевал на коне Жоделль. Шут Галлон, по-видимому, сильно пристрастился к нему, потому что глаз с него не спускал все время похода, и либо гарцевал рядом на своей длинной серой кобыле, либо затесывался в середину солдат, потешавшихся над его шутовскими выходками и кривляньями.
Поход совершался по родной стране, где не стоило ожидать никакого нападения; столько сладких надежд, столько прекрасных мечтаний представлялось впереди юному предводителю Артуру и его рыцарям, что, казалось, никогда еще не бывало такого веселого похода.
– Да скоро ли мы приедем? – спросил вдруг Артур, которому подобный аллюр казался слишком медленным.
– В трех часах расстояния, как раз перед вами, находится город Тур, – отвечал Савари де Молеон, указывая рукою вперед. – Пора бы ему открыться… Да вот именно – посмотрите туда! Над этою рощей, видите вон ту неясную громаду? Это колокольня Турского собора.
– Вижу! вижу! Так вот он, Тур! – воскликнул Артур со сдержанной пылкостью, обличавшею мечты и надежды его юношеского сердца.
– Точно так, принц, это и есть Тур, – отвечал рыцарь. – Я не сомневаюсь, что при въезде вы найдете там достаточное количество баронов и рыцарей, так что можно будет решиться на какой-нибудь подвиг.
Прежде чем ответить, Артур посмотрел на Ги де Куси, попечительству которого был вверен королем Филиппом.
– Никто не услышит, чтобы я когда-нибудь восставал против смелого подвига, если тут представится малейшая надежда на успех, – отвечал молодой рыцарь. – Но я полагаю, что при настоящих обстоятельствах и при самом начале войны, которая, по всей вероятности, будет продолжительна, благоразумнее ничего не предпринимать, пока не подоспеют со всех сторон подкрепления, которые не замедлят прибыть, причем в значительном количестве.
– Неужели я слышу эти слова от сира де Куси? – воскликнул граф де Молеон с насмешкой. – Неужели молва оклеветала его, разнеся по миру обвинение, что его мужество доходит иногда до безрассудной отваги?