Филипп Август

– Известий о королеве, – ответил Филипп с живостью. – Мне запрещено переступать порог этого жилища, и потому я не могу сам осведомиться о ее здоровье. Но я прошу вас как об одолжении и на правах вежливости послать кого-нибудь узнать о здоровье королевы. Я знаю, что она вдруг занемогла.

Несмотря на такое странное требование и желая удостовериться в истине слов настойчивого незнакомца, комендант отправил одного из часовых на половину, занимаемую королевой, чтоб справиться о ее здоровье. Через несколько минут часовой вернулся с донесением, что действительно с королевой сделался обморок, который недолго продолжался, и она чувствует себя лучше, чем прошлые дни.

– От самой королевы я слышал этот ответ, – докончил солдат. – А это лучшее доказательство, что ей гораздо лучше, потому что обычно она ни с кем не разговаривает.

При этом заверении в сердце Филиппа возродились радость и надежда. Он угадывал, что Агнесса его узнала и была счастлива этим признаком любви; ему казалось, что она для того побеспокоилась сама отвечать солдату, чтобы не оставить ему в том сомнения, и его счастье было так велико, что забыв все окружающее, он стремительно удалился, даже не простившись и не поблагодарив коменданта. Поспешно отвязал он свою лошадь и устремился назад по прежней тропинке.

Вскоре он подъехал к пещере, у входа которой висела перчатка. Увидев ее, он увлекся любопытством и сошел с лошади, чтобы осмотреть лучше. Но в ту минуту как он взял перчатку, веревка, на которой она висела, оборвалась и перчатка, выскользнув из его рук, упала на камень, издав громкий звук.

На этот звук вышел из пещеры высокий человек и подошел к королю. На нем были перевязь и рыцарские шпоры, а также покрытые ржавчиной доспехи, на которых поблескивали еще следы золота. В руках у него был шлем, цепочку которого он поспешно и нетерпеливо старался распутать. По всклоченным густым волосам, по бледности исхудалого лица, по мутным глазам нетрудно было в нем угадать помешанного.

Хоть трудно было, однако Филипп тотчас узнал в этом сумасшедшем того графа д’Оверня, которого знавал таким величавым и гордым рыцарем.

С грозным видом подошел к нему граф, ломая в руках цепочку, которую не мог распутать.

– Постой, бесчестный рыцарь, погоди одну минуту, – закричал он яростным голосом. – Я заставлю тебя признать справедливость права, мною защищаемого! Я заставлю тебя сознаться, что Агнесса Меранская есть королева Франции и законная супруга Филиппа Августа и что, утверждая противное, ты лжец и обманщик. А, тебя папа подослал? Но я ждал тебя и готов драться. Начинай, злодей!

Первым чувством, восставшим в душе короля, была ненависть к Тибо. Но сострадание скоро преодолело гнев.

– Я не за тем пришел сюда, чтобы вступать в битву с вами, сир рыцарь, – сказал король успокоительно. – Я совсем постороннее тут лицо и только проездом попал сюда.

– А перчатка? – закричал Тибо. – Вы прикоснулись к ней, следовательно, приняли вызов. Не отговаривайтесь незнанием: я приказал огласить по всей Палестине, что всякий, кто дерзнет не признавать Агнессу законною супругой короля Филиппа, умрет от моей руки. Защищайтесь же, или я проломлю вам череп как нехристю… Обнажайте же меч, если вы рыцарь и человек благородный.

Вместе с этими словами Тибо бросил свой шлем наземь и с обнаженным мечом бросился на Филиппа, так что король едва успел прикрыться щитом.

Тибо был одним из лучших рыцарей христианского мира и от помешательства не утратил ни силы, ни ловкости своего искусства; напротив, они, казалось, удесятерились. Удары клинком сыпались с такою оглушительной быстротой, что Филипп вынужден был выпустить из рук лошадь и обнажить меч, чтобы защищать свою жизнь.

Поначалу он только оборонялся, медленно отступая и отражая удары, но сам удерживался от нападения, потому что Тибо оставался с обнаженной головой, тогда как он сам был в шлеме и считал за позор пользоваться своим преимуществом. Кроме того, противно его убеждениям было поражать человека, лишившегося рассудка, и проливать кровь в такой неравной борьбе.

Но борьба не утомляла Тибо, а казалось, придавала ему новые силы. Вне себя от искусного сопротивления, он проявлял бешеную энергию, чтобы одолеть врага. Мало-помалу от усиленных ударов, не дававших ему роздыха, разгорячался и Филипп.

Вдруг король побледнел. Тибо, воспользовавшись его великодушной обороной, захватил его на минуту врасплох и с такою силой ударил по плечу, что пробил кольчугу и рассек кожу.

Тут король не сдерживал уже своего гнева. Подстрекаемый болью, он забыл про великодушие и, бросившись на Тибо, с такой стремительностью наносил ему удары, что заставил отступить.

Тибо с бешеным отчаянием сопротивлялся, но король, прикрытый шлемом и латами, пренебрегал его ударами и занес уже меч над беззащитной головой противника, готовясь нанести роковой удар, который навеки исцелил бы несчастного рыцаря от безумия, как вдруг неподалеку от них, на берегах Сены, от которых отделяли их густые кустарники, раздались воинственный крик, громкие голоса и бряцание оружия.