Филипп V. Взлет и падение эллинистической Македонии

Характер у Феоксены был тяжелый. Муж ее Порид, напротив, оказался тряпкой. Это и погубило семью. Когда вновь начались репрессии, Филипп вспомнил про неблагонадежных фессалийцев. Дети подлежали аресту как заложники лояльности родителей. Узнав об этом, Феоксена закатила мужу сцену. Она кричала, что лучше убьет детей собственной рукою, чем отдаст их на поругание царской страже. От этих слов Порид пришел в ужас. Он сказал, что переправит детей в Афины к надежным людям, связанным с ним узами гостеприимства.

– Я сам буду сопровождать их, – пообещал супруг.

Феоксена также решила бежать. Видно, ей было чего бояться. Семейство «врагов народа» попыталось уехать на Эвбею на купеческом корабле. Оттуда было легко добраться до Афин, где Филипп уже не дотянулся бы до беглецов. Афины считались «свободными», то есть входили в римскую сферу влияния.

Беглецам не повезло: поднялся встречный ветер. Рассвет застиг их невдалеке от берега. Корабль береговой охраны попытался задержать подозрительное судно. (Это сообщение, кстати, показывает, что Филипп начал восстанавливать флот.) Порид сильно паниковал. Он то умолял гребцов поднажать, чтобы уйти от погони, то простирал руки к небу и обращался за подмогой к богам. Тем временем Феоксена вытащила на палубу мечи и кубок с ядом. Привела детей, кликнула мужа.

– Только смерть, – сказала она, – избавит нас от бесчестья. Вот две дороги к избавлению – меч и яд. Кому какая дорога ближе, выбирайте. Начнем со старших. Дети мои, берите клинки либо глотайте из чаши, если медленная смерть вам угоднее.

Враги были уже совсем рядом. Дети стали травиться и резаться. Еще живыми их сбросили с корабля. Затем Феоксена обняла своего незадачливого супруга и вместе с ним бросилась в морскую пучину. Опустевший корабль достался царской страже.

Жестокость содеянного, рассуждает Тит Ливий, «разожгла пламя ненависти» к царю Филиппу. Из текста Ливия ясно, что политическая обстановка накалилась до предела. Проримская партия при дворе Филиппа была разгромлена, однако не до конца. Уцелевшие вельможи группировались вокруг Деметрия, который прикрывал предателей. Дошло до того, что Филипп V всерьез опасался за свою жизнь.

Зато партия Персея безоговорочно поддержала царя. Римские историки не жалеют для этого принца черных красок. В изложении Ливия Персей – мрачный интриган, неотесанный сын наложницы, жмот и бездельник.

Совершенно иначе описывает Персея Аппиан. В его изложении молодой царевич – образец правителя. Он образован, благороден, умеет расположить к себе людей. Он – надежда всех македонян на освобождение.

Среднюю позицию занимает Полибий. Он тоже далек от того, чтобы изображать Персея порождением зла. Но Полибий – ахеец, следовательно, враг македонян, к тому же писавший историю для римских заказчиков. Поэтому похвалы Персею он произносит осторожно, как бы с оглядкой.

Но так ли важен для нашей истории характер Персея? Важно иное. Братья-царевичи ненавидели друг друга. Деметрий считал, что Персей рвется к власти, а Персей презирал Деметрия как проримски настроенного изменника. Выжить должен был кто-то один.

До начала репрессий многие придворные выказывали Деметрию симпатию и заискивали перед ним. Теперь делать это стало опасно. Филипп ясно показал, что уничтожит всякого, кто примет сторону римлян. Сановники стали на все лады восхвалять Персея, рассуждать о неизбежности войны с римлянами и доносить базилевсу о проримских настроениях царевича. При дворе создалась тяжелая обстановка ура-патриотизма пополам с доносительством.

По словам Ливия, вельможи нарочно заводили разговоры о Риме. Одни осмеивали нравы и обычаи римлян, другие – деяния, третьи – облик самого города, четвертые – римских политиков. Деметрий запальчиво возражал, защищал римлян и делал себя все более уязвимым для подозрений.

Филипп понял, что навсегда потерял сына. Царь больше не допускал его на секретные совещания. О планах грядущей войны с Римом он беседовал только с Персеем и немногими приближенными. Неизбежность такой войны Филипп и Персей сознавали все отчетливей.

Воевать в одиночку было самоубийством. Требовались союзники. Все теснее завязывались отношения македонян с бастарнами. Те готовы были выдать за наследника Филиппа дочь своего вождя. Базилевс радовался: у Македонии появились друзья. Именно тогда Персей высказался против Деметрия в открытую.

– Друзья – это хорошо, – сказал он. – Но они ничем не смогут помочь государству, которое подтачивает внутренняя измена. Мой брат Деметрий – не предатель, но лазутчик. Римляне вернули нам его тело, а душу оставили у себя. Половина вельмож только и ждут, когда ему достанется престол. Все малодушные люди уверены: править Македонией будет лишь тот, кого поставят и утвердят римляне.

Филипп проглотил эту дерзкую речь, оскорбительную для него как царя. Впрочем, она была абсолютно правдива. Раскол в семье отравлял последние годы базилевса.