Читаем Философические письма, адресованные даме (сборник) полностью

Не понимаю, дорогой друг, как вы могли усмотреть из документа, о котором идет речь, что мое дело безнадежно, и как у вас хватило храбрости бросить мне в лицо этот приговор, столь мало согласный с решением Сената. Не будучи ни юрисконсультом, ни сутягой по профессии, я все же уверен, что вы глубоко ошибаетесь и что решение Общего Собрания несомненно будет утверждено советом, тем более, что министр в своем заключении всецело становится на нашу сторону. Разность взглядов департамента и Общего Собрания на некоторые побочные обстоятельства, не представляющие важности, является единственной причиной того, что дело перешло в Совет, и по существу дела это не более, как простая формальность. Вам, впрочем, известен взгляд Пинского на это дело. Тем не менее ваша опытность в ведении тяжб не позволяет мне оставить ваше личное мнение без внимания, и я очень желал бы поближе ознакомиться с ним. Итак, постарайтесь, прошу вас, повидаться со мною тем или другим способом. Что касается до суммы, которую мы ищем, то не знаю, что вам сказать, разве, что мне ничего не остается делать, как только продать свои книги и последнее свое достояние.

Н. Д. Шаховской

Верните мне, пожалуйста, дорогая Натали, бумагу, которую вам передала Mlle Щерб. Что вы думаете об этом документе? Это прекрасно, но не может принести никакой пользы в настоящем деле, то есть между чужими. Вы ничего не говорите о результате ваших попыток. По-видимому, у вас на это есть основательные причины. Не знаю, передавала ли вам Mlle Щерб. остальной наш разговор. Я поручил ей сказать вам, чтобы вы дали понять Горчаковым, что для них нет ни малейшей надежды на успех в последней инстанции и что, следовательно, им лучше было бы отказаться от своих притязаний. Буква закона совершенно определенна. Акимф. мне показывал текст; смысл его ясен, как день. (Дозволяется, обойдя ближ. наследи., отдать одному из рода.) Притом в их пользу было сделано больше, чем следовало; даже инцидент кн. Голицыной был устранен. Будьте здоровы, дорогая кузина. Я все еще надеюсь на вас, чтобы сохранить хоть какую-нибудь надежду.

Только что видел одного из крестьян брата. Все, что он мне рассказывал о его жизни, восхитительно. Я понимаю прекрасно, что ему некогда обо мне думать; жизнь его слишком полна. Если мне приходится быть жертвой этого, то, быть может, мне это будет зачтено пред лицом Всевышнего Судии во имя того блага, которое от этого проистекает.

Кн. Н. Д. Шаховской

Из городских толков я узнал, дорогая кузина, что вы скоро уезжаете за границу. Позвольте вас спросить, не возьметесь ли вы, уезжая, передать письмо Сиркуру, и когда именно вы рассчитываете отправиться в путь? Я полагаю, что кузина Лиза поедет с вами; в таком случае она могла бы передать Сиркуру, с которым знакома, письмо в собственные руки.

Позвольте вас спросить еще, добились ли вы чего-нибудь для Ник. Семен., который, кажется, собирался просить вашей протекции у Олсуфьева для получения места в Воспитательном Доме?

Алекс. Макс, уведомит о том, что ее касается, и я полагаю, что она не замедлит приехать в Москву. Я думаю, что Вы не сомневаетесь в моей совершенной и постоянной преданности.

Чаадаев.

Вторник.

Кн. Н. Д. Шаховской

Дорогая кузина. Не знаю, в Москве ли вы еще. Пишу вам поэтому несколько слов наудачу. Мне не сказали, что вы заезжали ко мне. Я хотел вам дать несколько писем, думая, что они вам пригодятся. Что меня касается, то я буду вам писать по почте, если только вы не скажете мне, что остаетесь еще на несколько дней; в последнем случае я успею приготовить нечто объемистое. Мне было бы очень тяжело, если бы не пришлось вас увидать до вашего отъезда; в день же, назначенный вами, это было невозможно, я был на другом краю света. Нет ли у вас в доме портрета нашего деда? Я хотел бы снять с него копию. Будьте здоровы, дорогая Натали; в надежде вас увидеть.

Воскресенье утром.

Кузине

Мне пишут из деревни, что Алекс. Макс, больна и не может приехать. Я сожалею, дорогая кузина, что был невольною причиною того труда, который вам пришлось положить на получение обратно вашего письма; я думаю, что вам нелегко было сообщить моему брату мотив, побуждавший вас требовать возвращения его. Как бы то ни было, вам везет больше, чем мне; вот уже три года, как я его прошу вернуть мне нужное мне письмо, и до сих я не мог получить его. Если мое дело за последнее время не двинулось ни на шаг, то вы, конечно, понимаете, что я нимало не приписываю этого несвоевременному волнению, вызванному смертью моей бедной тетушки; но несомненно, что эта новая помеха не утешительна для меня и не способствует скорейшей развязке моего дела. Благоволите заметить, дорогая кузина, что если я нарушил молчание, наложенное на меня вами по этому делу, то исключительно, чтобы ответить на вашу справку. Надеюсь, впрочем, что эти немногие слова не смутят ясности вашей души и не заставят вас усомниться в моей совершенной привязанности. П. Чаадаев.

Воскресенье.

1854

Н. Д. Шаховской

Перейти на страницу:

Все книги серии Перекрестья русской мысли

«Наши» и «не наши». Письма русского
«Наши» и «не наши». Письма русского

Современный читатель и сейчас может расслышать эхо горячих споров, которые почти два века назад вели между собой выдающиеся русские мыслители, публицисты, литературные критики о судьбах России и ее историческом пути, о сложном переплетении культурных, социальных, политических и религиозных аспектов, которые сформировали невероятно насыщенный и противоречивый облик страны. В книгах серии «Перекрестья русской мысли с Андреем Теслей» делается попытка сдвинуть ключевых персонажей интеллектуальной жизни России XIX века с «насиженных мест» в истории русской философии и создать наиболее точную и объемную картину эпохи.Александр Иванович Герцен – один из немногих больших русских интеллектуалов XIX века, хорошо известных не только в России, но и в мире, тот, чье интеллектуальное наследие в прямой или, теперь гораздо чаще, косвенной форме прослеживается до сих пор. В «споре западников и славянофилов» Герцену довелось поучаствовать последовательно с весьма различных позиций – от сомневающегося и старающегося разобраться в аргументах сторон к горячему защитнику «западнической» позиции, через раскол «западничества» к разочарованию в «Западе» и созданию собственной, глубоко оригинальной позиции, в рамках которой синтезировал многие положения противостоявших некогда сторон. Вниманию читателя представляется сборник ключевых работ Герцена в уникальном составлении и со вступительной статьей ведущего специалиста и историка русской философии Андрея Александровича Тесли.

Александр Иванович Герцен

Публицистика

Похожие книги