Философия достоинства, свободы и прав человека

Оценивая в итоге подоплёку тех эксцессов, на которые так горестно сетовали Л.Н. Толстой, В.Г. Короленко, А.Ф. Кони и другие выдающиеся представители российской интеллигенции, приходишь к выводу, что дело не в личных человеческих качествах главы государства. Проблема гораздо глубже: она в господствующей традиции государственного правления, в том, какой метод воздействия на мотивацию людей оказывается наиболее адекватным их менталитету, наиболее эффективным в практике управления именно этим, а не другим населением, а посему и наиболее заманчивым для использования в большой политической игре.

В российской общественной мысли XIX века широкое распространение получило мнение, что российский народ — народ не государственный и не имеет никакого желания участвовать во власти, в управлении государством, ему совершенно чужды западные свободы, он себя чувствует совершенно свободным под отеческой рукой царя-самодержца. История народа по-своему подтвердила это наблюдение, поскольку он с готовностью сменил патриархальную длань российского самодержца на «ежовые рукавицы» большевистских вождей, а вслед за таковыми на авторитарные ухватки их постсоветских преемников. Иными словами, меняясь по форме, тип государственного режима оставался неизменным ровно в той мере, в какой оставался неизменным менталитет обитателей Российской (большевистской) империи. В частности, именно менталитет советского народа, как уже упоминалось выше, предопределил несуразность бытия некоторых бывших республик СССР, а ныне суверенных государств. Менталитет народа — ключ к железобетонной преемственности авторитарной власти на всём протяжении её имперской и постимперской истории. Как справедливо заметил по сему поводу историк Ю.Н. Афанасьев: «Тип этой власти не изменится в ходе формирования имперских структур при Петре I, он сохранится и тогда, когда диктатуру царя сменит ленинская и сталинская «диктатура пролетариата». Эти же монгольские очертания Московии просматриваются и в действиях по становлению диктатуры закона Путина». Это обстоятельство неприятно осознавать, но это тот факт, с которым нельзя не считаться и без учёта которого ровным счётом ничего в нашей трагической истории понять будет невозможно.

При этом следует заметить: не стоит искать объяснение зависимости государственного режима империи от менталитета населения в любви последнего к своим правителям. В частности, своё отношение к монарху, дворянству и белому офицерству народ наглядно продемонстрировал во время Гражданской войны. Относительно большевиков следует отчасти согласиться с Н.А. Бердяевым, который писал, что «русский народ в огромной массе своей терпеть не может большевиков, но он находится в большевистском состоянии, во лжи». В действительности, в лице большевиков население Российской империи терпеть не могло друг друга. Но именно в большевистском царстве оно обрело наиболее адекватную форму выражения своих чувств. Большевизм, таким образом, стал наиболее приемлемой формой повседневного бытия подданных Российской (большевистской) империи. Историческая судьба последней же свидетельствует: безумный тоталитаризм в ней, по сути, вырос из бездумного бытия большинства её подданных, заметим, при всей их несомненной изначальной религиозности. Но это именно та религиозность, которая никоим образом не стала препятствием на пути неимоверной жестокости по отношению друг к другу.