Философия обмана

Организованное сектором этики Института философии РАН основательное обсуждение эссе Канта «О мнимом праве лгать из человеколюбия» явилось знаменательным событием. Материалы этого обсуждения, которому был целиком посвящен №5 журнала «Логос» за 2008 г., отличаются высоким профессиональным уровнем, вносят значительный вклад в философское осмысление проблемы обмана, а главное, намечают новые вопросы и планы актуальных исследований не только в этике, но и в других областях философского знания. Такой дискуссии - острой, принципиальной и плодотворной, в которой приняли участие столь многие профессионалы высокого ранга, - трудно припомнить в нашей философской жизни последних лет. Она будет долго сохранять свою интеллектуальную энергетику, способную побуждать к творческим размышлениям.

Дискуссия, в частности, еще раз обратила нас к вопросам связи и различий между классической философией и современной, показала необходимость разработки неклассических подходов к традиционным философским проблемам, четкого осознания новых, острейших проблем нашей цивилизации. Обсуждение такой сравнительно узкой темы как «ложь из человеколюбия» показало, что и в ней просвечивают важные философские проблемы нашего времени. По этому поводу я бы и хотел высказать некоторые соображения.

VI. 1. Несостоятельность концепции Канта

На мой взгляд, это было убедительно показано большинством участников дискуссии и прежде всего в двух статьях ее инициатора Р.Г. Апресяна. Основной тезис Канта (об абсолютной недопустимости лжи, во всех без исключения случаях) не выдерживает критики. На основе тщательного анализа его этических взглядов и обширной кантоведческой литературы (такой анализ, имеет ко всему самостоятельное историко-философское значение) были раскрыты концептуальные нестыковки и явные теоретические противоречия при попытках обоснования абсолютного запрета на ложь. Так, Б.Г. Капустиным выявлены многочисленные парадоксы в теоретических построениях Канта. Они связаны с неопределенностью самого понятия лжи, не различением истины нравственной и «фактической», с трактовкой лжи как несправедливости по отношению к человечеству, с устранением «другого» и т.п. Заявляя о недопустимости исключений из всеобщего принципа, Кант в ряде случаев их допускает. Налицо у него и противоречие между свободой как «самоопределением в нравственности» и безусловным долгом правдивости, исключающим свободу выбора¹⁷².

0 противоречиях и упрощенности в толковании Кантом свободы справедливо говорит и А.П. Скрипник: «Не предполагает ли она способность снять с себя всякие наложенные самим собой ограничения, поднявшись над ними и осознав их ограниченность?... Она постоянно идет вдоль края пропасти, в которой находятся новые неизведанные возможности, своеволие и произвол»¹⁷³.

А.В.Прокофьев, сопоставляя и тщательно анализируя утверждения Канта о допустимости принуждения и недопустимости лжи, приходит к выводу: «Те теоретические приемы, которые Кант использует в первом случае, вполне могут быть применены и во втором. В итоге они подрывают весь набор кантовских рассуждений, нацеленных на демонстрацию абсолютной неприемлемости обмана агрессора в целях приостановки и нейтрализации его покушения»¹⁷⁴. Автор отмечает и другие «тупики и неразрешимые парадоксы» в концепции Канта.

Наиболее систематично внутренние противоречия концепции Канта раскрыты Р.Г. Апресяном, который показывает необходимость рассмотрения поставленного Кантом вопроса в метаэтическом, ситуационном, коммуникативном и нормативном планах. Такой подход в ряде существенных отношений отличается от классического способа теоретизирования в этике (о чем я буду говорить далее). Особенно важен в этой связи вопрос о конфликте обязанностей, за которым скрывается конфликт моральных норм, проблема их неоднозначных взаимоотношений. Этическая оценка конкретного поступка требует зачастую учета ряда этических норм, а не одной единственной, и решения о приоритете одной нормы перед другой. Игнорирование этого принципиального обстоятельства, как подчеркивает Р.Г. Апресян, чревато «скрытой апологией аморализма -в виде признания допустимости предательства по отношению к гостю и другу ради личной честности перед злоумышленником»¹⁷⁵. «Не может быть предпочтительной правдивость, если она является условием несправедливости»¹⁷⁶. Каждому известно, что правда тоже может быть злонамеренной и даже смертоносной. («Правда, сказанная злобно, лжи отъявленной подобна»). Все это еще раз обнаруживает несостоятельность абстрактных абсолютистских решений.