Мы уже получили некоторое впечатление о Рорти в нашем обсуждении неопрагматизма в четвертой главе. Рорти стоит у истоков современной гносеологии благодаря критике того, что он рассматривает как ее центральную метафору — образа сознания как зеркала реальности. Рорти, как мы уже видели, отвергает этот взгляд с его пониманием истины. Для Рорти, язык и мысль могут быть инструментами для отражения наряду с опытом, но они определенно не дают нам картины реальности. Таким образом, здесь мы сталкиваемся с гносеологическим субъективизмом. Человек может иметь мнения, но не истину. В результате, люди могут и должны поддерживать философскую беседу, даже несмотря на то, что они не способны объективно обосновать свои взгляды.[69]
Этот субъективизм Рорти свойствен также и для работы Деррида. Деррида подверг нападкам то, что он называет «логоцентризмом» Западного общества. Как видит это он, центральная задача философии состоит в понимании логоса или центрального контролирующего разумного принципа вселенной. К сожалению, философы потерпели поражение в этой попытке, потому что они соприкасались скорее не с самой реальностью, а с языком, который, как они думали, представляет эту реальность. Таким образом, все, что они на самом деле имеют — это их сочинения или тексты, а не понимание объективной реальности.
Проблема состоит в том, что и автор, и читатели привносят в текст значения, берущие начало в неповторимом личном опыте. Таким образом, то, что они получают, когда читают текст, является не объективным мнением или даже тем, что, возможно, имел в виду автор, а их собственной интерпретацией, основанной главным образом на бессознательных установках.
То, что необходимо сделать, предполагает Деррида, — это «деконструировать» тексты путем раскрытия этих установок, выраженных такими вещами, как выбор слов, сокрытие смысла в игре слов и т.д. Когда люди раскрывают тексты, они видят, что западная философская позиция тиранизирует, пресекает, исключает или отбрасывает другие позиции.
Деррида отмечает, что вместо того, чтобы просто ограничиваться доминирующей позицией, людям следует стремиться к разнообразию. Это дало поддержку некоторым небольшим группам и феминистам, соединив их с деконструкционалистами в борьбе за равные права.[70]
Третье течение постмодернизма основывается на работе Мишеля Фуко. Фуко исследовал скрытые значения языка. Он предположил, что Западное общество на протяжении веков ошибочно верило, что существует объективное знание, которое ожидает часа своего открытым, что это знание является бесценным и приносит пользу скорее всем людям, нежели просто отдельным классам.
Фуко отклоняет каждую из этих позиций и вводит четвертый тезис, согласно которому социальный аспект знания состоит в том, что его создают те, кто стремится узаконить свою власть, и это знание, исходящее от властей, используется с целью контролировать и подчинять других людей и народы. В такой работе, как «Археология знания»[71]
Фуко доказывает концепции, в соответствии с которой безумие есть скорее часть языка, нежели факт, необходимо присущий жизни. Эти языковые формы развиваются людьми и используются с целью контролировать других людей. Однако, в основе они являются скорее человеческим созданием, чем отражением реальности.Необходимо альтернативное суждение о том, что маргинальные группы могли бы быть освобождены из-под подчинения господствующих классов. Как и следовало ожидать, маргинальные группы (такие, как расовые меньшинства, феминисты, гомосексуалисты) более чем счастливы использовать тезис Фуко о социально-создаваемом знании в качестве оружия в своих попытках изменить существующий порядок вещей.
Последний постмодернистский теоретик, о котором мы поговорим — Жан Франсуа Лиотард. «Я определяю постмодерн, — писал он, как недоверчивость (скептицизм) по отношению к метаистории.[72]
Под метаисторией он понимает те основные философско-исторические формы понимания реальности, которые узаконивают существующий порядок вещей, вырабатывая доводы, подтверждающие законность и справедливость этого статус кво. Эта метаистория, заявляет Лиотард, — не реальность, а система мифов, используемая для поддержания общественных отношений в данном обществе. Религиозные философские школы подпадают под управление метаистории и, таким образом, управляются так называемой светской метаисторией. Таким образом, метаистория основана на использовании языка и используются с целью контролировать людей.ФИЛОСОФЫ, С КОТОРЫМИ МЫ ПОЗНАКОМИЛИСЬ В ДВУХ ПОСЛЕДНИХ ПАРАГРАФАХ, расходятся по многим вопросам, но, как пишет Гари Лэнд,