Философия права

Такое требование вытекает из самого существа нравственного закона. В нём самом есть начало, указывающее на односторонность чисто нравственного идеала и на необходимость восполнения. Это начало есть правда. Оно утверждает, что праведный достоин счастья, а грешник заслуживает наказания. Таково всегда было и есть непоколебимое убеждение человеческого рода, вытекающее из присущего ему нравственного сознания. Отсюда языческие и христианские представления о наградах и наказаниях в будущей жизни. Утилитаристы, которые не имеют для нравственности иного мерила, кроме земных удовольствий и страданий, утверждают, что это ожидание будущих наград и наказаний низводит нравственность на степень корыстного расчета. Но это не более как декламация, обнаруживающая полное непонимание различия между нравственными требованиями и земными расчётами. Стремление к блаженству в единении с Божеством не есть корысть, а, напротив, самое высокое стремление души, возвышающее её над всеми мелкими и корыстными побуждениями. И только удовлетворением этого стремления исполняется непреложное требование правды, воздающей каждому по его делам. Поэтому будущая жизнь, с её наградами и наказаниями, составляет необходимый постулат нравственного закона. Без этого он остаётся неполным и бессильным. А так как это закон безусловный, то это требование должно быть удовлетворено.

Сами утилитаристы, когда они хотят на своём учении основать нравственные требования, не довольствуются утверждением, что добродетель сама себя награждает. Они знают очень хорошо, что подобная перспектива в действительности представляет весьма слабую приманку для людей. Бесспорно, спокойствие совести составляет неоценимое благо, которым нельзя достаточно дорожить. Но внутренний разлад, указывающий на то, что человек есть не только физическое, но и метафизическое существо, обыкновенно проявляется лишь тогда, когда человек совершил какой-нибудь поступок, сильно беспокоящий совесть, или перед лицом смерти, когда всё преходящее теряет свою цену и умственному взору открывается вечность. В обычном же порядке жизни совесть дремлет или затмевается, и люди в огромном большинстве спокойно преследуют свои жизненные цели, мало заботясь о прелестях добродетели. Вследствие этого утилитаристы, не довольствуясь самоуслаждением добродетели, поставляют на вид другой мотив, побуждающий человека искать не своего только, а также и чужого счастья. Вместо отвергаемого ими упования на благость Божию и вечное блаженство, они представляют расчёт на человеческую благодарность и на взаимность помощи и любви. Такова точка зрения Милля. Разница между обоими взглядами заключается в том, что если мы признаём существование всемогущего и премудрого Творца, управляющего судьбами людей, что для высшего философского и религиозного понимания составляет непоколебимую истину, то надежда на Его правосудие и благость представляет такой крепкий оплот, на котором человек может утвердить весь свой нравственный мир, между тем как расчёт на человеческую благодарность и на взаимность любви слишком часто оказывается мнимым. Об этом свидетельствует ежедневный опыт; об этом гласит и вся история, которая наполнена повествованиями о гибели и угнетении праведных и о торжестве порока. Какое же удовлетворение может найти при таком зрелище нравственное чувство человека и проистекающее из него неискоренимое требование правосудия? Может ли он довольствоваться самоуслаждением добродетели? Чем выше её нравственнее сознание, чем более нравственный закон и связанное с ним правосудие имеют для него значение абсолютного требования, тем менее он может удовольствоваться мыслью, что он исполнил свой долг, а до остального ему нет дела. Без представлений о будущей жизни и сопряжённых с ней наградах и наказаниях нравственный вопрос на земле остаётся неразрешимым. Если бы мы даже вообразили, что когда-нибудь в туманном будущем на земле водворится такой порядок вещей, в котором все добродетельные будут блаженствовать, а злые будут подвергаться неизбежному наказанию, то может ли это служить вознаграждением для тех миллионов людей, которые в течение исторического процесса испытывали неисчислимые страдания и погибали жертвой злобы и порока? Относительно их правосудие всё-таки не удовлетворено.