Философия саудаде

Итак, уважаемый психиатр[160] предположил, что саудаде – это таинственный комплекс разных чувств, проявляющийся, в частности, в особой галисийской манере любить пейзаж, и что есть особая связь между саудаде и мистицизмом, так как обоим чувствам присуща жажда смерти. Таким образом, если мистицизм вырисовывался как желание идентификации с Богом и разрыва связей с жизнью телесной, причем либо определенно в смерти, либо, в форме временной и неполной, в экстазе, саудаде состояло в желании идентификации с землей, в той мере, в которой она является выразительной и «божественной» и в ней встречается подспудное стремление умереть, пусть расплывчатое, из чего следует, что саудаде – это инстинктивная или просто зачаточная форма мистического чувства.

С одной стороны, эта кажущаяся идентичность между двумя чувствами, а с другой – способ понимать и определить каждое из них вызвали обоснованное несогласие Рафаэля Диесте, который сообщил об этом в двух кратких статьях, опубликованных в газете Галисийский народ в марте 1927 г.[161]

Молодой писатель фактически подтверждал, что саудаде или мистицизм имели в виду желание уничтожения объекта любви или идентификации с любимым человеком, или далекой землей, или божеством и что желание участвовать в другом человеке смешивается с желанием перестать быть двумя и преодолеть дуализм любимого и любящего.

С другой стороны, если, как признавал Новоа Сантос, галисийская манера любить пейзаж была лишь одним из различных проявлений того таинственного комплекса различных чувств, из которого складывается саудаде, почему видный психиатр забыл о других проявлениях, не менее интенсивных и характерных для чувства саудаде и сосредоточил свое философское внимание только на одной особенности? Как неправильно ограничивать мистику или идентифицировать ее с квиетизмом, так и неверно ограничивать саудаде особой манерой галисийцев любить пейзаж.

Сформулированная таким образом Рафаэлем Диесте критика основных тезисов, защищаемых Новоа Сантосом, открыла философский путь к рефлексии молодого писателя о чувстве саудаде.

Его анализ этого чувства исходил из феноменологии, из рассмотрения комплекса чувств, испытываемого тем, кто вдали от родной земли испытывает по ней саудаде. В такой ситуации, заключал эссеист, отсутствующий ощущает комплекс чувств: желание вернуться на родину, меланхолию от того, что человек находится далеко от нее, и большую нежность от ее присутствия в воспоминаниях. Следовательно, тот, кто является отсутствующим на родной земле, когда думает о ней, чувствует желание, меланхолию и нежность.

Рассматривая тип чувств, который отсутствующий и исполненный саудаде человек испытывает по отношению к земле, на которой находится, Рафаэль Диесте заключил, что их два: чувство зависимости от земли, которая не является своей и которую он не любит как свою, и чувство одиночества, которое вместе с тремя другими составляет сущность или сентиментальное ядро саудаде, которое юный мыслитель считал возможным выразить в следующих словах: с одной стороны, моя земля, расстояние, любовные воспоминания (анимическая связь), с другой стороны, чужая земля, присутствие (без любовной связи).

Таким образом, согласно анализу, который он продолжал, в чувстве саудаде душа находится в ситуации чего-то, что одновременно было привлечено одним и отвергнуто другим, от которого она, однако, не может освободиться и испытывает «напряжение», одновременно тревожное и сладкое.

Анализ чувства саудаде, однако, не исчерпывается, согласно Рафаэлю Диесте, рассмотрением того, что чувствует отсутствующий по отношению к матери-земле, ибо его надо дополнить анализом чувства, которое он испытывает, возвращаясь на родину. К первоначальному чувству радости, которое он испытывает при виде пейзажа родной земли, присоединяется сентиментальное осознание того, что она таит в себе тайны, которые его любовь не может открыть, потому что даль теперь превращается в глубину, благодаря которой земля продолжает звать его, даже когда он находится рядом с ней, и вызывает то тоскливое и сладостное «напряжение», которое он испытывал, когда отсутствовал.

С другой стороны, когда он попадает в свой старый семейный дом, вспоминая далекое детство или мертвых, которых любил, зная, что время не является обратимым и к прошлому не вернуться, его душа вновь испытывает уже упоминавшееся «напряжение», состоящее из тоски и сладостности, то самое, которое он испытывает, когда думает о далеком будущем, которого он не увидит.