Философия саудаде

Будучи чувством, имеющим в основе ситуацию временности субъекта и истоки – в воспоминании и желании, саудаде далеко от того, чтобы быть только чувством в чистом виде, состоящим из неопределенности и пассивности, и появляется в субъективности, связанной с чем-то вроде сознания временности и надежды на целостность, отвоевание или возвращение, одним словом, трансцендентальности.

Фундаментальными элементами саудосистского сознания являются также, для этого мыслителя, недостаток и отсутствие, напрямую происходящие от любви, которая, как мы видели, является той связью, которую предполагает саудаде. Так, если любовь – это отношение между двумя людьми и между двумя сознаниями, недостаток – это лишение или разлука, а отсутствие – это онтологическое расстояние, отнимающее у одного из этих людей «дар или приятие любовных отношений». Из этого Жуан Феррейра заключает, занимая позицию, близкую Антониу Диашу де Магальяйншу, что саудаде – это ситуация возможности в отношении Абсолютного Существа, «призыв к полноте и интеграция в идеальную гармонию бытия».

Согласно мыслителю, еще одна решающая категория для феноменологии саудаде – это опыт, в котором связаны саудосистское сознание и экстра-субъективные элементы, являющиеся объектом любви, воспоминания или желания исполненного саудаде существа. А время – это основной коррелят, который соединяет субъективные и экстра-субъективные элементы саудаде, ибо оно представляет собой феномен настоящего или современного, которое путем воспоминания или памяти воскрешает прошлое, делая его настоящим, а путем желания проецируется на надежду на будущее. А вообще, как отметил Эдуарду Лоуренсу, оно – исключительный элемент человеческой временности, которое может перестать существовать, когда человек «преодолеет случайную ситуацию близости между ним и сущим, им и другим, им и Богом»[155].

Глава II Философия саудаде в Галисии

Рамон Кабанильяс

Как это произошло в Португалии в эпоху средневековых кансьонейру, в Галисии также саудаде нашло свое первое, максимальное и постоянное выражение в поэзии и поэтическом лиризме, достигнув в свое время критической высоты в творчестве Розалии де Кастро (1837–1885) и ее наиболее талантливых современников Эдуардо Пондала (1835–1917) и Курроса Энрикеса (1851–1908) и будучи затем воспетым несколькими литературными поколениями, лирическими голосами, полными богатства и значительности, Норьега Варелы (1869–1947), Рамона Кабанильяса (1876–1959), Луиса Пиментела (1895–1958), Эдуардо Бланко Амора (1897–1979), Маноэла Антонио (1900–1930), Амадо Карбальо (1901–1927), Алваро Кункейро (1912–1981), Селсо Эмилио Феррейры (1912–1979) или Еухенио Новонейры (1930).

Однако в отличие от того, что происходило у нас, такому интенсивному переживанию и поэтическому выражению чувства саудаде не соответствовал какой бы то ни было философский интерес, который появился лишь в XX веке; его первые проявления были параллельны тем, которые выразило Португальское Возрождение в философских трудах Пашкуайша и Леонарду, и явились прямым диалогом с ними, особенно с первым из них.

Таким образом, если в творчестве самых видных членов группы галегистов, объединившихся вокруг журнала Нош (1926), таких как Афонсо Кастелао (1886–1950) или Висенте Риско (1884–1963) возможно найти краткие или случайные ссылки на значение саудаде, понимаемого как фундаментальный элемент галисийской психики, то только ведущая фигура предшествующего поколения, великий поэт Рамон Кабанильяс, предпринял первую и действительно последовательную попытку с философских позиций определить метафизический и религиозный смысл чувства саудаде.

В 1920 г., во вступительной речи в Галисийскую Академию, уже известный автор Попутного ветра (1915) и О земле танца (1917), явно беря за образец недавний том Тейшейры де Пашкуайша Лузитанские поэты (1919) и в качестве вступления к краткому исследованию, интерпретирующему саудаде в творчестве великой троицы, основавшей современную галисийскую литературу (Розалии, Пондаля, Курроса), развивает интересную доктрину о значении чувства саудаде, которое определяет как «чувство сокровенное, глубокое, прочное, без экзальтации, эксцессов и драматизма», но отличающееся «сокровенным спокойствием и болью и надеждой»[156].