Из этого анализа, очевидно, вытекал, для Рафаэля Диесте, волевой импульс, который обязательно включает в себя чувство саудаде. Надо, однако, иметь в виду, что воля не задерживается на том, чтобы достигнуть намеченных целей, ибо не находит в себе самой удовольствия, которое бы не зависело от достижения предлагаемой цели, но, опираясь на воображение, она способна изобретать цели, что приводит к тому, что волевой импульс не знает ни паузы, ни отдохновения. И это постоянное беспокойство воли, которая, достигнув одной цели, немедленно требует другой, переходит в саудаде, когда в глубине души появляется сознание и удовольствие от того, что никогда нет конца, и здесь также проявляется то «напряжение», о котором выше шла речь как о присущем чувству саудаде.
Таким образом, источник саудаде может возникнуть двумя способами: или мы хотим участвовать в чем-то, что нас избегает и что, по нашему предположению, находится вне нас, или мы хотим полностью участвовать в нас самих, мобилизуя все возможности нашего желания.
Из проведенного здесь анализа следует с очевидной ясностью, что в основе саудаде лежит противоречие между печалью о том, что не удается прибыть, и удовольствием от того, что путь продолжается, из чего происходит неиссякаемый динамизм этого чувства.
Действительно, саудаде – это тоска, или вечно неутоленное, или всегда возрождающееся желание прийти к высшему участию в чем-то, что превосходит пределы определенного времени или пространства.
Но если источник динамизма саудаде находится в этом эффективном противоречии, лежащем в его основе, – печали от невозможности прибыть и удовольствия от продолжения пути – это самое противоречие иногда становится патологическим, когда удовольствие происходит от невозможности прибыть, а печаль – от продолжения пути, и тогда саудаде принимает противоречащую жизни форму, что, по Рафаэлю Диесте, можно было бы определить как «наслаждение от невозможности прибыть и печаль от продолжения пути», которые много раз и ошибочно отождествляли с настоящим саудаде.
Может также случиться, напоминал молодой галисийский писатель, что если это динамическое противоречие сохранит свою позитивную форму, может произойти дисбаланс из-за гиперболического усиления одной из двух аффективных категорий – печали и удовольствия. Тогда мы окажемся перед удушающей грустью, болезнью, которая в конце концов сковывает все движения того, кто ей страдает, и может привести его к болезненной смертельной тоске или уничтожению или, на противоположном полюсе, – к ситуации, когда ни одно желание не конкретизируется в продолжительных формах, а тот, кто его испытывает, находится в эфирном мире смутных желаний, никогда не реализуемых и не исполняемых.
Рафаэль Диесте, проведя анализ чувства саудаде, хотя и схематичный и выполненный на базе критики интерпретации Новоа Сантоса, уловил и дифференцировал различные элементы, содержащиеся в саудаде, а именно воспоминание и желание, показал, как в нем сливаются или взаимно тянутся друг к другу радость и боль, так же как, в противоположность многим распространенным мнениям, считающим саудаде чувством пассивным, фиксированном исключительно на прошлом, понял и увидел то, что в нем есть динамического и его глубокую онтологическую связь со временем, так что с полным основанием можно сказать, что именно автор
Рамон Отеро Педрайо
Однако лишь четверть века спустя после публикации двух статей Рафаэля Диесте философская рефлексия о чувстве саудаде была продолжена, когда, как уже говорилось, в начале второй половины XX века в Португалии, как и в Галисии, возникло движение, возобновившее философский интерес к тематике саудаде, которое включало в себя плодотворный и неизданный философский диалог между мыслителями с обоих берегов Миньу, отмеченный, однако, разным переживанием чувства саудаде и различными историко-культурными традициями двух народов.
Если, как отмечалось выше, с португальской стороны выпало на долю Тейшейры де Пашкуайша вдохновить этот новый цикл философского рассмотрения саудаде, то в Галисии Рамон Отеро Педрайо, писатель, эссеист и мыслитель поколения галегистов, издававших журнал