Философия современной мусульманской реформации

Этим предопределялось то обстоятельство, что в реформаторской мысли аль-Кавакиби нашла своё отражение значимость просвещения вообще и культуры в особенности. Он не просто говорит о просвещении, призванном покончить с невежеством, как предпосылке научного и нравственного подъема, но подробно детализирует то, каким именно должно быть это просвещение, какие средства следует использовать для направления его в практическое русло. Во всем этом ему видится необходимый процесс, который должен содействовать всеобщему вовлечению в построение идеального общественного единства. В связи с этим в число «функций общины» он включает обеспечение всеобщей грамотности, прививание любви к знаниям и наукам, специализацию школ, исправление норм преподавания арабского языка, религиозных и педагогических дисциплин, стремление использовать все то, что может оказаться полезным для реального существования уммы. Он предлагает побудить суфиев к обращению к истокам законодательства и мудрости при воспитании муридов. Кроме того, он предлагает возложить на каждое ответвление суфизма какую-либо социальную функцию: например, поручить кадаритам обучать сирот, другим суфиям – утешать несчастных, третьим – ухаживать за больными, четвёртым – отвращать от порицаемого (например, от употребления опьяняющих напитков) и так далее[121]. Наиболее глубокое и точное отражение эта культурно-просветительская направленность получила в идее единства и скрытого присутствия культурной идеи в политической мысли и политической идеи в культурной мысли. Аль-Кавакиби указывает на взаимосвязь между тиранией и невежеством, между свободой и знанием. Он утверждает, что порабощение и произвол могут существовать лишь там, где подданные глупы, пребывают во мраке невежества, блуждают, подобно слепцам, не ведая пути. Сам поработитель не страшится наук о языке, не боится религиозных наук, касающихся загробной жизни, но у него трясутся поджилки от наук о жизни – таких, как теоретическая мудрость, рациональная философия, права наций, гражданская политика, подробная история, литературное красноречие. Поработитель боится тех наук, которые «расширяют умы, помогают человеку узнать, что такое человек и каковы его права[122].

Живое единство и скрытое присутствие культурной идеи в политической мысли и политической идеи в культурной мысли означают, что рационализм исламской реформации преодолевает цепкий салафитский менталитет и властный деспотизм, обосновывая практические представления о разуме как необходимой составной части системы реформ. Такой подход достигает своей кульминации в идее общественной самокритики и всебщего культурного просвещения. В свою очередь, это предопределило границы критической составляющей исламского реформизма, его связь со специфическими историческими, экзистенциальными и духовными проблемами. Тем самым были заложены элементы самобытной идейной системы, что с необходимостью побудило её к обоснованию самобытности.

Гл. 2. «Культурный ислам» мусульманской реформации

§ 1. Идея культурного свободного Я

Противоречия, присущие ограниченным идейным системам, одновременно представляют собой одно из необходимых условий развития и накопления культурного критического духа. Попытки мысли организовать взгляды, суждения и ценности в рамках некоей системы, обладающей своими специфическими очертаниями, обычно приводят к углублению критицизма, а следовательно – к созданию необходимых предпосылок для укоренения рационального самосознания, особенно когда данный процесс проходит под знаменем реалистического осознания фактических исторических приоритетов. Возникновение и эволюция критического отношения к себе в рамках мусульманской реформации явились оборотной стороной осознания приоритетов самореформирования. Появление идеи самореформирования в виде теоретической и прикладной идейной системы является адекватным отражением ситуации, когда теоретический и практический разум достигает осознания собственных пределов[123].

В ходе этого осознания накапливались идеи, касающиеся разнообразных вариантов утверждения самобытности и разнообразных теоретических подходов к прошлому и будущему, их преломления в различных проблемах и вопросах современности. Это предопределило задачу обновления подходов к проектам альтернатив как к сфере непосредственного достижения теоретическим и практическим самосознанием своего высокого и специфического уровня. Тем более что это было «естественным» состоянием, диктовавшимся, помимо прочего, ощущением культурной принадлежности, логикой рационалистического и экзистенциального видения приоритетных «судьбоносных проблем» и путей их решения, в смысле сохранения в исторической реальности и исчезновения в долженствовании как формулы, заключающей в себе значимость и эффективность разнообразного обоснования самобытности (или постижения собственных пределов).