Философия современной мусульманской реформации

Подобное разнообразие указывает на характер устремлений мусульманской реформации, на качество постижения ею значимости специфических культурных и духовных парадигм и способов обращения к ним. В данном контексте можно понимать взгляды аль-Кавакиби, его призыв обратиться к «известному из ясной Книги, верной сунны, твёрдо доказанного иджма»[129]. Такое обращение было для него способом преодоления разобщенности, преобладающей в исламском мире вообще и в арабском мире в частности. В нём он видел путь к преодолению различий во взглядах[130]. Если внешне эта формулировка выглядит как строго салафитская, то с точки зрения её фактической направленности она указывает на значимость углубленного осознания свободы, в том числе свободы идейной. Аль-Кавакиби ориентирует на достижение социального и национального единства. Его призыв к преодолению различий во взглядах означает не столько осуждение разномыслия, сколько признание плюрализма мнений при одновременном осознании фундаментальных приоритетов социально-политического и исторического действия арабского мира. Это обнаруживается в том, что он называет религиозными, политическими и нравственными причинами «общей расслабленности» (отсталости и упадка). Объявляя единство мнений и чувств необходимым залогом ликвидации разобщенности, аль-Кавакиби не говорит о том, что обращение к Корану, сунне и иджма должно стать ареной для доктринальной полемики или включаться в ход размышлений и идейных построений.

Как аль-Афгани и Мухаммед Абдо, аль-Кавакиби лишь вскользь указывает на эти источники. Для него Коран – это только «Книга, которая дошла до нас путём, не вызывающим сомнений, чтобы соединилось слово и согласилась на нем умма»[131]. Содержание сунны он сводит к тому, «что сказал, сделал или установил посланник»[132]. Что касается единодушного мнения улемов, то он трактует его достаточно вольно, как возможный пример выбора и испытания. Иджма – то, «к чему обращается умма, на основании чего она приходит к согласию по некоторым важнейшим вопросам»[133]. Ставя знак равенства между иджмой и позицией праведных предков, он указывает на основополагающее значение истинной самобытности и её живую ценность. Вместе с тем в это понятие он не вкладывает идею обязанности, долженствования; иначе говоря, он не делает иджму вопросом догматики и не возводит его в ранг религиозной догмы. Его расширенное толкование данного источника означает призыв к свободе его реального исследования. Кораническое чудо видится ему не в Коране как таковом, не в его языке, но в его постоянной, обновляющейся актуальности. Если у этой идеи есть свои традиции в Каламе и суфизме, то аль-Кавакиби, продолжая эти традиции, использует

их в духе осознания приоритетной значимости реальных перемен. Таким образом, идея чуда переносится им из богословской сферы в практическую. Отвечая тем, кто усматривает чудо Корана только в его языке, аль-Кавакиби пишет: «Если бы дали улемам свободу уточнения и дали им полную свободу сочинять, какой пользовались авторы истолкований и мифов, то они увидели бы в тысячах коранических аятов тысячи чудес; каждый день они находили бы аят, обновляющийся соответственно времени и обстоятельством; именно этим доказывается чудесность Корана»[134]. Аль-Кавакиби переносит требование свободы слова и сочинительства из традиций непосредственного противостояния авторам «истолкований и мифов» в сферу свободы исследования и постижения истины. Коран он объявляет фундаментальным источником обоснования свободы бесконечного поиска. Идея вечного и бесконечного чуда Корана иносказательно ассоциируется с идеей свободы. Да и что означает «обновление соответственно времени и обстоятельствам», если не обновление реалистического подхода к складывающейся ситуации? Иными словами, чудо Корана переносится в область перемен, в сферу обновляющейся действительности.