Философия современной мусульманской реформации

Обращаясь к исламу в своем призыве к обновлению, он находит в его корнях основания для возможного счастья, то есть основания для возможного единства духа и тела, разума и чувства. Это не что иное, как отражение единства религиозного и мирского, земной и загробной жизни. Ислам, по мнению аль-Афгани, строится на прочной основе мудрости, благодаря чему достигается счастье в обоих мирах. Достигнуть его невозможно без «очищения умов от ложных мифов», без «опоры на идею единобожия», а не на человека или неодушевленные предметы. Души наций, говорит аль-Афгани, стремятся к благородству, в противном случае «им будет недоставать совершенства», «верования нации должны строиться на явных доказательствах и достоверных свидетельствах»[141]. Это означает, что реформаторская идея нуждается в ценностях чистоты ума, в высокой идее единобожия, в устремленности душ к совершенству, уверенности в возможности совершенства, в построении этих ценностей, поступков и убеждений на основе рационального доказательства, как нуждается она и в том, что воплотило бы её таким образом, чтобы «верховным правителем» являлись представления об идеале и истине. В связи с этим аль-Афгани говорит: «Нам нужно новое действие, благодаря которому мы воспитаем новое поколение, точно знающее и по-новому понимающее истинный смысл верховного правителя тел и душ»[142].

Новое действие, новое поколение, новое понимание, которые должны создать новую власть для культурного духа и тела уммы – это рациональный ислам. Аль-Афгани подчеркивает, что ислам отличается от прочих религий тем, что лишь он один «отстаивает разум, рассматривая его как одно из условий веры»[143]. Данную мысль аль-Афгани не излагает в соответствии с традициями ораторской полемики, но пытается обосновать на критериях и традициях философского и этического рационализма, на его крупных концептуальных образцых, изображающих «добродетельные города». Как говорит сам аль-Афгани, он планировал доказать, что «в человеческом мире добродетельный город, от тоски по которому умирали мудрые, нельзя заложить иначе как с помощью исламской религии»[144].

Попытка аль-Афгани возродить ценности «добродетельного города» на основе ислама как единственной гарантии наличия внутренних добродетелей, предполагает рациональное обоснование промежуточного звена, утраченного в отношении к возможному выстраиванию исламской гуманистической идеи счастья. Эта идея заключает в себе идеальную мечту, пример возможного воплощения долга в драме жизни и истории народов. Содержит она и расширение горизонтов гуманизма, такое расширение, которое позволяет восстановить человеческое целое и гармонию высших добродетелей человечества. Это та связь (промежуточное звено), которая, по мнению аль-Афгани, совпадает с идеей нового ислама в знании и в действии, с идеей новых поколений, с восстановлением материальной и моральной власти ислама таким образом, чтобы дать возможность реализовать его новый культурный проект. Западная цивилизация, говорит аль-Афгани, заботится только о порабощении, но отнюдь не о равенстве[145]. Ей неведомо гармоничное слияние, ибо в ней отсутствует единство рационально-нравственных добродетелей как необходимая ценность – в противоположность исламу с его возможностью долженствования. Отвечая тем, кто видит в исламском призыве к джихаду синоним насилия и убийства, аль-Афгани говорит, что такой призыв распространяется в той мере, в какой это соответствует силе гнева, присутствующей среди умственных добродетелей души, следующей абсолютной справедливости и доброму примеру[146]. Принятие народами ислама явилось слиянием разрозненных частей в единую умму и единое государство. Таким образом, мир ислама – это мир мира. Данную идею аль-Афгани кладет в основание своего призыва к реформе и культурной самобытности. В программе, изложенной им в журнале «Аль-Урва аль-Вуска», он объявляет защиту ислама и мусульман одной из фундаментальных задач.

Под такой защитой он понимает противодействие представлениям о том, что мусульмане не смогут достичь уровня современной цивилизации, если останутся верны своим старым корням[147].