Философия современной мусульманской реформации

Анализируя значение ревностного отношения к нации как «целостного духа, нисходящего на состав и облик нации», аль-Афгани имеет в виду её культурно-политическую совокупность. В этом контексте становится понятной его реакция на рассуждения современных ему европейцев о «фанатизме ислама». В обвинениях ему видится приём, нацеленный на подрыв мусульманского единства как силы, способной дать отпор европейским амбициям на Востоке (мусульманском). Аль-Афгани указывает на фальшь подобных обвинений, утверждая, что европейцы фанатичнее других привержены своим нациям и религиям[218]. Под фанатизмом, необходимым мусульманам, он подразумевает только то, что по своему содержанию совпадает с идеей справедливости и умеренности. Он подчёркивает, что у фанатизма как ревностной приверженности есть две крайности и умеренная середина. «Исламский фанатизм» должен придерживаться середины, служа сохранению уммы с её правдой и её обликом.

Аль-Афгани переориентирует «естественные» стимулы единства в сторону его культурных и политических аспектов. Подчёркивая это, он говорит, что оптимальный «фанатизм» у мусульман должен направляться на желание обрести подлинную силу и превосходство над другими в знаниях и науках[219]. Что касается его политической модели, то её можно изобразить на примере немецкого опыта. Аль-Афгани стремится не столько перенести политический опыт Германии на исламскую почву, сколько показать огромную значимость обретения политического и культурного единства для восстановления единства мира ислама. Немцы, говорит аль-Афгани, «различались между собой в христианской религии примерно так же, как иранцы отличаются от афганцев в исламских религиозных школах. Поскольку это второстепенное различие повлияло на политическое единство, постольку у германской нации возникла слабость и участились посягательства на неё со стороны соседей. И не было у неё слова в политике Европы. А когда обратились они на себя, восприняли главные основы, озаботились национальным единством интересов, Бог вернул им силу и могущество, сделавшие их правителями Европы»[220].

Аль-Афгани делает разумность политического единства крупным приоритетом исламского целого при всех его второстепенных различиях. Приемлемым путём к достижению такого единства он считает усвоение главных основ, сохранение национального единства. Что касается его составных частей, то он усматривает их в монотеизме, религии и общих интересах¹. Каждый из этих компонентов предполагает другой; все вместе они сочетаются таким образом, что исключается вероятность религиозного, национального или утилитарного экстремизма. Следовательно, увязывание их в единое целое означает соединение компонентов существования уммы, включающей в себя разные национальности, с её культурным и политическим бытием. Речь идет о возможной увязке компонентов религии, языка, нравов (традиций), материальных интересов и географического ареала каждой нации в отдельности и в масштабах мусульманского мира в целом.

В итоге эти идеи представляли собой попытку обосновать культурное и политическое единство исламской уммы и её отдельных национальностей сквозь призму рационалистического реформизма. В них присутствовало осознание ценности, непосредственной и косвенной значимости такого единства для восстановления разрушенного единства ислама, перестройки его в рамках разумных современных систем. Если внешне эти идеи кажутся утопическими, то по своему содержанию они ближе всего стоят к «мечтательному реализму». Аль-Афгани ставит задачи и закладывает основы реконструкции единства исламского мира и его гипотетических государств, не уточняя, возможно ли и нужно ли, чтобы это воплощалось в виде культурных наций внутри централизованного или федеративного исламского государства или в виде независимых государственных образований, связанных культурной и религиозной общностью. Как бы то ни было, аль-Афгани с оптимизмом смотрит на перспективы, не встраивая их в какую-либо чёткую политическую программу, целостное идейно-политическое видение или конкретную философско-культурную систему. В своих представлениях он воплощает понятия, связанные с нарастающей мобильностью. В связи с этим его оптимистические суждения о будущем культурном проекте сопровождаются реалистическим политическим видением – как это видно на примере его взглядов относительно характера предполагаемого государства и его политического устройства.