Философия современной мусульманской реформации

Аль-Афгани исходит из того, что желанное единство должно основываться на самом исламе. Он говорит: «Упрочение исламского правления» является «одним из крепчайших столпов магометанской религии. И вера в него – первейшее правило и норма у мусульман. Им не нужен учитель, который научил бы их этому, не нужна книга, в которой бы это утверждалось, не нужны опубликованные трактаты об этом»[204]. Принцип единства аль-Афгани объявляет политической аксиомой. Его истоки он ищет в опыте политической истории государств и в практике современного ему ислама. Самозащиту, согласованное мнение о её необходимости, связь сердец, основанную на ощущении опасности, нависшей над ум-мой, он объявляет тремя основами, тремя главными составными частями предполагаемого исламского единства. В качестве примера, на основании которого можно подходить к исламской действительности, он ссылается на Россию. «Россия – отсталая нация, – говорит он, – у неё нет значительных богатств, отсутствует промышленность, она поражена бессилием и нуждой». Тем не менее «отдельные люди из них обратили взоры к тому, что могло бы защитить их нацию, согласились на необходимости подъёма и связки сердец, и это помогло им создать государство, устрашающее всю Европу»[205]. Иначе говоря, самозащита, согласие и связь между мусульманами аль-Афгани считает необходимыми составными частями исламского возрождения. Он представляет их в качестве эталона стимулов, а не как окончательную, совершенную форму. «Исламское единство» – не абстрактное возрождение прошлого или формальное подражание ему. Аль-Афгани призывает не к централизованному единству, а к единству действия, осознающего свои цели и ограниченного принципами истинного ислама. Критикуя причины распада мусульманской общности, он отмечает, что от неё осталась лишь «религиозная вера, отделенная от дел, которые должны из неё вытекать»[206], пустая доктрина с её деспотической моделью власти, преобладавшей в то время.

В понятие «исламской общности», или единства мусульман аль-Афгани вкладывает содержание, связанное с политическим согласием и культурным возрождением. Он пишет, что, говоря об исламском единстве, он не имеет в виду, что «должен существовать некий властитель, который управлял бы всеми. Наверное, это будет труднодостижимо, но я мечтаю о том, чтобы султаном для всех был Коран, а ориентиром их единства – религия. Ведь всякий обладатель имущества прилагает усилия к его сохранению»¹. Это диктуется как религией, так и необходимостью. Данная мысль аль-Афгани ближе к утверждению значимости чувства культурной идентичности мира ислама, нежели к попытке обосновать её идейные опоры. В условиях отсталой политической структуры, примитивной социальной организации со всеми её компонентами было трудно выстроить идейную систему, обосновывавшую такую идентичность. Однако именно ощущение глубокой культурной идентичности придаёт реформаторскому призыву аль-Афгани умеренную рационалистическую направленность, в том числе применительно к идее исламского единства на основе подчинения всех власти Корана, единства всех в религии. В свою очередь, этим подчеркивалась значимость возвышенных принципов культурной принадлежности.

Гл. 3. Культурная и национальная реформа

§ 1. Синтез культурной и исламской идеи

Настаивая на Коране как факторе единства, аль-Афгани пытается через него привязать всех к центру исламского единобожия. Иными словами, он превращает Коран в полюс истинной идентичности в условиях противоборства мировых держав, распада Османской империи, упадка мусульманского бытия, углубления разобщенности и разногласий, появления первых примет современного национализма. Данная привязка была адекватным способом достичь реформаторского подъема на первоначальных этапах. В то время реформация сталкивалась с жёстким противоречием между ясностью видения и бессилием воли. Вследствие этого аль-Афгани был вынужден искать опоры в приверженности возвышенным принципам.