В истории мысли Запада наибольшее влияние на развитие противоположных понятий «ноумен» и «феномен» оказали греческая философия и Иммануил Кант. Будучи продуктом критического мышления более позднего времени, Кант пользуется данными понятиями не совсем так, как это делали греки. В частности, Платон называет ноуменом доступные пониманию явления мысли, которые не являются объектами органов чувств. Последние суть феномены, и они более низкого и даже небожественного порядка. У Канта же ноумен обычно выступает эквивалентом «вещи в себе», взятой в абстракции от органов чувств, тогда как феномен остается, как у греков, чувственно данным объектом. Но, в отличие от греков, Кант не считал ноумен сущностью, данной посредством чистого разума. Чистая мысль могла найти его необходимым или полезным понятием, но сама по себе существования ему не придавала. То, что Кант высказывает здесь, весьма ценно как своего рода указатель на понятие, которое имеет фундаментальное значение в настоящей работе; соответственно, следующая цитата достойна особого внимания. В «Критике чистого разума» Кант говорит:
Если бы я допускал явления, которые суть лишь объекты понимания и, тем не менее, могут быть даны как объекты интуиции, хотя и интуиции не чувственной… то такие явления назывались бы ноуменами… Следовательно, чтобы не двигаться постоянно по кругу, мы должны допустить, что само слово «феномены» указывает на связь с чем-то, непосредственное выражение чего, несомненно, чувственное, но что, тем не менее, даже без этого условия нашей чувствительности (на которой основывается форма нашей интуиции), должно быть чем-то само по себе, то есть объектом, независимым от нашей чувствительности. Отсюда возникает понятие ноумена, которое, однако, не является ни позитивным, ни определенным знанием чего бы то ни было, но подразумевает лишь мысленное представление чего-то безотносительно к форме чувственной интуиции. Но для того, чтобы ноумен мог иметь значение какого-то
Кант существенно дополнил понимание греков, заявив, что если ноумен следует считать реальным, то есть чем-то большим, чем формальное понятие, тогда он должен восприниматься иначе, чем объекты, воспринимаемые чувствами. Очевидно, что эту функцию выполняет интеллектуальная интуиция Шеллинга[135] и последующих философов. В данной же системе такая функция также оговорена, но я назвал ее «интроцепцией» – по причинам, которые будут обсуждаться в одной из последующих работ.
Наконец, мы в состоянии определить «Реальность» как ноумен, который познается непосредственно интроцепцией – познанием посредством отождествления, тогда как под «феноменом» понимается осязаемая видимость. Третьей формой познания будет концептуальное выражение, которое занимает промежуточное положение между феноменом и ноуменом. Но мы должны сделать еще один шаг, поскольку Субъект – «Я», которым греки пренебрегали и которое Кант рассматривал как некую постоянную величину, – становится для нас компонентом, неизменным и первичным только в сравнении с объектом; по отношению к Чистому Сознанию он вторичен. Мы могли бы считать этот Субъект своего рода трансцендентным феноменом, то есть трансцендентным в отношении объекта, но находящимся с Чистым Сознанием в чем-то вроде феноменальных отношений.
По существу этот афоризм является повторением прежних формулировок, в которых использовался термин «Безобъектное Сознание». Два Пути – субъективный и объективный – сливаются в единый Путь универсального и трансцендентного Постижения. Сознание, пробужденное в достаточной степени, обнаружит, что нирвана и Вселенная сосуществуют и что их можно сознавать одновременно.