Философия субъективности

Здесь очевиден параллелизм знаний (“идей”, “мыслей”) и объектов природы, а также то, что именно с помощью объектов Юм объясняет происхождение и строение знания. При этом у него практически нигде не говорится о субъектах, что и понятно, ведь источник знания (под-лежащее) – не человек, а природа и ее объекты.

Напротив, когда Кант принципиально меняет объяснение познания, считая, что источником знания выступает человек, ему приходится ввести понятие субъекта.

«Но свет, – пишет Кант, – открылся тому, кто первый доказал теорему о равнобедренном треугольнике (безразлично, был ли это Фалес или кто-то другой); он понял, что его задача состоит не в исследовании того, что он усматривал в фигуре или в одном лишь ее понятии, как бы прочитывая в ней ее свойства, а в том, чтобы создать фигуру посредством того, что он сам a priori, сообразно понятиям мысленно вложил в нее и показал (путем построения). Он понял, что иметь о чем-то верное априорное знание он может лишь в том случае, если приписывает вещи только то, что необходимо следует из вложенного им самим сообразно его понятию… Естествоиспытатели поняли, что разум видит то, что сам создает по собственному плану, что он с принципами своих суждений должен идти вперед согласно постоянным законам и заставлять природу отвечать на его вопросы, а не тащиться у нее словно на поводу, так как в противном случае наблюдения, произведенные случайно, без заранее составленного плана, не будут связаны необходимым законом, между тем как разум ищет такой закон и нуждается в нем… не разрешим ли мы задачи метафизики более успешно, если будем исходить из предположения, что предметы должны сообразоваться с нашим познанием, а это лучше согласуется с требованием возможности априорного знания о них, которое должно установить нечто о предметах раньше, чем они нам даны… Что же касается предметов, которые мыслятся только разумом, и притом необходимо, но которые (по крайней мере так, как их мыслит разум) вовсе не могут быть даны в опыте, то попытки мыслить их (ведь должны же они быть мыслимы) дадут нам затем превосходный критерий того, что мы считаем измененным методом мышления, а именно что мы a priori познаем о вещах лишь то, что вложено в них нами самими»[285].

Размышляя, каково же последнее основание и источник познания, которое Кант понимает как связывание, синтез данных рассудка, он, как мы помним, приходит к идее субъекта, понимаемого как одно из условий осуществления данных операций. Субъект – это место, источник синтетического единства апперцепции. Но это в науке. В сфере же практической жизни человек выступает как личность. Обладая свободой, личность должна преодолевать свои природные склонности и влечения с тем, чтобы следовать законам разума и добра.

«Разум, – поясняет П. Гайденко, – требует целостности, завершенности, замкнутости на самого себя… Но, кроме вышеуказанного требования, разум определяется Кантом, если так можно выразиться, содержательно, и это содержательное определение состоит в том, что принцип или идея разума тождественна идее добра… со держание принципа разума можно сформулировать вслед за Кантом следующим образом: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству»… И в науке и в искусстве можно обрести, по Канту, лишь иллюзию целостности и самозавершенности… кантовская этика выставляла перед индивидом жесткие требования: он должен был вступить в тяжелую борьбу со своими склонностями… У Канта свобода определялась как противоположность природному началу, измерялась мерой сопротивления природе»[286].

Это решение можно понять, учитывая проблемы, вставшие уже в эпоху Возрождения: как возможно самостоятельное поведение (свобода личности), не иллюзия ли это. Может быть, человек настолько обусловлен обстоятельствами и собственной природой, что его поведение всегда детерминировано, понимает он это или нет. Л.М. Баткин в интересной статье “Понятие об индивиде по переписке Никкколо Макьявелли с Франческо Веттори и другими” показывает, что в ренессансном человеке уживаются самые разные вещи: “высокое” и “низменное”, вера и отрицание общепринятой морали, стремление к универсальности и одновременно к самостоятельности и независимости, “фантазии” и расчет.