Философия свободы

Милль, будучи убежденным детерминистом, отрицает при этом позицию, фигурирующую у него под названием фатализма, с точки зрения которой деятель является беспомощной игрушкой обстоятельств. Милль понимает свободу воли не как отсутствие причинно-следственных отношений, но как отсутствие принуждения. Другими словами, он занимает стандартную компатибилистскую позицию, описанную в главе 2. У наших действий всегда будут какие-то причины. Наши качества и наши мотивы формируются под влиянием причинно-следственных отношений, однако они не являются однородной массой. Среди тех качеств и мотивов, которые может получить на руки индивид, есть и мотив менять себя и становиться лучше. С точки зрения Милля, мы не можем противостоять некоторым мотивам, и за вытекающие из этого действия мы не несем ответственности. По этому пункту Милль предвосхищает теорию Франкфурта о «непреодолимых желаниях». Существуют и мотивы, которым мы можем противостоять, а следовательно, мы несем ответственность за их действие, поскольку обладаем властью их изменить. Позиция Милля во многом сходна с позицией Аристотеля, который утверждает, что всякий человек действует в соответствии с собственным характером, однако его действия в некотором смысле являются добровольными, поскольку его характер частично определяется им самим, то есть мы сами отчасти создаем и формируем себя[128].

Согласно Миллю, каждый индивид свободен, если он имел возможность поступить иначе, чем поступил, учитывая, что у него имелись веские основания поступить иначе[129]. Милль открыто отвергает возможность поступить вопреки желанию или нежеланию, наиболее сильному в человеке в момент поступка, а также то, что подобная способность когда-либо могла быть человеком осознана[130]. Далее он утверждает, что разница между хорошим и плохим человеком заключается не в том, что хороший человек якобы способен противостоять сильным желаниям, но скорее в том, что у хорошего человека желание поступать хорошо оказывается сильнее желания поступать плохо. Именно в этом состоит цель этического воспитания: способствовать развитию хороших желаний и ослаблению плохих, а также формировать отчетливые умозрительные образы хорошего и плохого.

Вопрос в том, совместима ли предлагаемая Миллем версия детерминизма с главной концепцией его политической философии – перфекционистским индивидуализмом, который наделяет индивида ответственностью за формирование самого себя. В общих чертах позицию Милля можно описать как форму компатибилизма, которая весьма напоминает идеи Юма в своей презумпции, что в основе человеческих действий лежат причинно-следственные отношения, и тем не менее люди обладают способностью к самоопределению. Однако такая позиция имеет свои слабые места, так как Миллю не удается показать, каким образом наша рефлексия и знания о себе могут служить основанием для истинного самоопределения, при котором мы оказываемся способны менять себя в соответствии с нашими знаниями и представлениями о том, какими нам следует быть. Если теория детерминизма, на которой основываются взгляды Милля, верна, то из нее должно следовать, что желания деятеля о формировании собственного характера скорее в одном направлении, нежели в другом, не должны зависеть от него самого. Другими словами, Милль только отодвигает проблему на один шаг дальше – от предпочтений первого уровня до предпочтений второго уровня, не давая нам никаких убедительных аргументов в пользу того, что наши предпочтения второго порядка более свободны, чем предпочтения первого порядка. Конечно, можно ввести в уравнение предпочтения третьего порядка, которые влияют на выбор предпочтений второго порядка, но это всего лишь отодвинет проблему еще на шаг дальше. Чтобы остановить этот бесконечный регресс, нам придется предположить, что у человека есть способность формировать предпочтения высшего порядка, которые не сводятся безостаточно к внешним причинам и при помощи которых можно менять предпочтения низшего порядка.