Теория Лайстнера
построена на одной почве с теорией Гейнце, но приводит к другим выводам (Laister. Das Recht in der Strafe). Лайстнер точно так же отказывается признать основания абсолютных и относительных теорий; точно так же стремится основать наказание на правовых свойствах преступного деяния, как его юридическое последствие; точно так же берет за отправную точку то положение, что преступное деяние есть не что иное, как нарушение объективного права в государстве; но непосредственно за этим расходится радикально с учением Гейнце. «Последствие преступного деяния есть не исключение и отрешение преступника от общей воли, – говорит Лайстнер (С. 196), – а наоборот, подчинение его воле пострадавшего, в качестве которого является прежде всего потерпевший индивид, а затем государство. В то время как преступник, вторгаясь в чужую сферу, мыслит себя господином в ней – пострадавший, со своей стороны, сознает только одно, именно, что действующий вступил в область подчинения его воле, и рассматривает его поэтому, как подлежащего своему распоряжению. Это подчинение есть объективный факт, хотя субъективно оно и не лежит в воле действующего; состояние подчиненности в чужой сфере – das Gefangensein in der fremden Sphare – есть лишь обратная сторона (Kehrseite) и необходимое последствие вторжения. К этому объективному факту присоединяется как вторая ступень наказание или прощение, смотря по тому, захочет ли или нет пострадавший сделать употребление из возникшего для него права распоряжения над личностью виновного. Таким образом, сущность наказания как непосредственного последствия преступного деяния заключается не в выполнении и в претерпении чего-либо, а именно в подчиненности воле пострадавшего. Сообразно этому выполнение наказания вовсе не имеет того характера безусловной необходимости, который выводят для него абсолютные теории из формальных свойств деяния: это есть право. Нужно ли делать из него употребление, насколько и как – это не вопрос права, а с одной стороны, вопрос практический, с другой – вопрос нравственности. Например, государство, как пострадавший в сознании своего могущества и нравственных задач, могло бы склоняться к прощению отдельных преступников, однако соображения общей безопасности предписывают ему налагать наказание, притом не столько с расчетом на устрашение, сколько приняв во внимание справедливые притязания непосредственно пострадавшего, которому государство только тогда может воспретить месть, когда заменит ее наказанием. Если государство, таким образом, поставлено в необходимость прилагать наказание, то во всяком случае оно имеет полную свободу проявлять свою нравственную силу, как в том способе, которым оно наказывает, так и в определении тех целей, к которым оно направляет наказание.Таким образом, по теории Лайстнера, наказания на преступника должны были бы налагаться лицом пострадавшим. В действительности, однако, мы встречаемся с иным порядком: везде в современных цивилизованных государствах мы видим, что преступник наказывается не лицом пострадавшим, а государством. Лайстнер, для объяснения этого вводит дополнительный элемент в свою теорию. Он говорит, что в простейшей и древнейшей процедуре применения наказания лицом пострадавшим заключается одно большое неудобство: лицо пострадавшее, осуществляя свое право наказания, может в раздражении наказать преступника сильнее, чем то следует по закону; тогда всякий лишний плюс в осуществление права наказания (сравнительно с установленными в законе размерами), в свою очередь, является новым преступным деянием, вторжением в сферу прав преступника, который, осуществляя уже свое право наказания, тоже может перейти законные пределы и так далее до бесконечности. Отсюда может возникнуть bellum omnium contra omnes. В устранение такого беспорядка государство берет на себя функцию отправления наказаний и точно их определяет.