Философия возможных миров

Что же все-таки произойдет, если на мгновение позже выдернуть руку из субстанции вечной мерзлоты? На мгновение дольше допустимого задержать кровоснабжение, чуть продлить сердечную аритмию? Поначалу, как и в случае с Дернятиным, возникнет легкая щекотка и процесс, возможно, восстановится… Ну а далее обратимся к книге Чжуан-цзы, ибо этот эффект был известен и даосам. Он отражен, например, в притче о драгоценном мече иньского царя. Этот меч, который называется Закаленный ночью, был вручен Великим Совершенным Лай-даню по прозвищу Верный:

«И тогда Верный отправился с мечом к Черному Яйцу. Тот, как раз опьянев, лежал навзничь под окном. Верный трижды разрубил его от шеи до поясницы, но Черное Яйцо не проснулся. Думая, что он мертв, Верный поспешил уйти, но у ворот встретил сына Черного Яйца и трижды его рубанул, рассекая, будто воздух. Сын Черного Яйца расхохотался и спросил:

– Что ты так глупо меня поманил?

Тут Верный понял, что таким мечом не убить человека, и, тяжело вздыхая, пошел домой.

Проснувшись, Черное Яйцо рассердился на свою жену:

– Оставила меня, пьяного, непокрытым. Вот у меня и заболело горло, заломило поясницу!

Сын же его сказал:

– Недавно приходил Верный, встретился со мной в воротах, трижды меня поманил, и у меня также заболело все тело, а конечности онемели. Он нас сокрушил!»[76]

Ясно, что меч Закаленный ночью, в отличие от молотка кузнеца, уже является оружием, поскольку способен пробивать хроноизоляцию, но его сложно назвать орудием убийства или орудием причинения смерти – быстродействие меча столь велико, что превышает скорость причинения, однако перебой оказывается достаточным для видоизменения восстановленного самопричинения. С Дернятиным, равно как и с Черным Яйцом, несомненно, что-то случилось, но распознать первоисточник произошедшего, как правило, нелегко – для этого требуется отчетливость притчи или специально поставленного чистого эксперимента. Хорошую формулировку дает петербургский писатель Евгений Звягин, описывая знаменитый фильм Куросавы, вернее, основанную на фильме вариацию:

«Учитель и его лучший ученик стоят напротив друг друга. Сейчас им предстоит сойтись в поединке, и избежать этого невозможно. Они еще стоят какое-то время, затем делают ряд неуловимых движений и снова застывают в неподвижности. Потом учитель поворачивается и уходит, не оглядываясь. Ученик продолжает стоять, но в глазах его великая печаль: дело в том, что он убит».

Красота этой истории обусловлена, конечно, чистотой ситуации: порядок собственного времени необратимо расстроен, и в других случаях мы могли бы сказать – без видимых причин, ибо нет моментального следствия, есть только ряд условий и нечто обусловленное – смерть, причем между первым, уже известным нам условием ряда, роковым перебоем длительности, и окончательным итогом есть ряд факторов, разрозненных событий, так или иначе выбивающихся из ритмики (или ритмик) собственного времени. Их набор, если можно так выразиться – «ассортимент ряда», в принципе случаен, хотя иногда складывается в типичную картину, например, такую, как человеческая болезнь, упадок государства, захирение города или просто незаметное погружение в мерзость запустения вообще.

Учет темпоральной причины, отношения причинности и двух начальных условий, негативного и позитивного, помогает пролить свет на один из труднейших философских вопросов – вопрос о смысле каузальности или о механизме детерминирования, и, конечно, Кант куда ближе подходит к сути дела, чем, например, Герберт фон Вригт, не говоря уже о позитивистах вроде Гемпеля и Шлика.