Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна

То, что знаешь, не передать словами,
надеющийся на слова не может знать.
Закрыть свои входы,
затворить свои двери,
умерить свое рвение,
упорядочить свой пыл,
привести к гармонии свое сияние,
воспринять все, что есть в этой жизни, как равное, —
это и значит достичь сокровенного единства.
Воистину,
нельзя обрести это, не избавившись
от сочувствия к ближнему,
нельзя обрести это, не избавившись
от равнодушия и грубости,
нельзя обрести это, не избавившись
от стремления к благодеяниям,
нельзя обрести это, не избавившись
от зависти и злобы,
нельзя обрести это, не избавившись
от восхищения высоким,
нельзя обрести это, не избавившись
от презрения к низкому,
и потому эта вещь —
самая драгоценная в Поднебесной.

Таким у даосов выглядит перевоплощение. Слившемуся с Дао человеку не грозит боль, так как он не признает никакой боли. Не чувствующий боли человек становится неуязвимым. Неуязвимый человек становится сильнее тех, кто захочет причинить ему боль. Поэтому он считается самым главным и сильным среди всех живых существ. Такое мастерское перевоплощение производится множеством способов. Даосский мудрец не вынашивает никаких честолюбивых намерений; поэтому никакие неудачи ему не страшны. С кем никогда не случаются неудачи, тот всегда добивается успеха. А кто всегда добивается успеха, считается всесильным человеком.

Сила даосского мудреца на самом деле далеко превосходит величайшую силу, на которую, как считается, способны обычные люди. Поскольку он заодно с Дао, он сам становится Дао. Тем самым он сравнивается с Небесами и Землей, и описывается он как существо, обладающее атрибутами, присущими самому Дао.

Следует особо отметить, что даже такая логика может показаться обманчивой, и при этом человек оказывается в плену иллюзий, будто он на самом деле пребывает в «согласии с бытием», а некий канал для передачи всех сил вселенной служит великим подспорьем для укрепления веры в собственные силы и положения в обществе. Такая иллюзия гораздо мощнее, чем простое увещевание самого себя в том, что «день ото дня мне становится жить все лучше и лучше». Тем самым убежденный даос сможет тщательно рассчитать собственные особенности, чтобы произвести впечатление на окружающих людей и убедить их в своих собственных, ни с кем не сравнимых способностях мудреца.

В даосских трудах говорится о разнообразных мудрецах, как древних, так и современных, кто отказался от должности главного министра и даже погнушался предложением престола; и у нас появляются все основания полагать, что даос считает ниже своего достоинства тщеславие временного правителя. Тем не менее мы к тому же находим многочисленные высказывания, посвященные искусству «управления Поднебесной». Вполне банально просматривается человеческая сущность даосов, в глубине души мечтающих принять участие в борьбе, происходившей между представителями разнообразных философских школ, основатели которых пытались указывать путь к объединению китайского мира в настоящую империю. Иногда оказывается так, что тот или иной даос становится главным министром при правителе, но обычно даосский мудрец сам выступает в роли правителя.

По-человечески выглядит естественной для даоса тяга к власти. Он знал, как людям следует поступать, чтобы обрести счастье; им следовало просто оставаться в состоянии изначальной простоты. Поэтому в трактате «Лао-цзы» сказано: «…мудрый в жизни руководствуется следующим: делает свое сердце пустым и открытым, а наполняет свой желудок. Желания свои размягчает, а укрепляет свой дух. Другим же говорит только: «Освободитесь от своих познаний, освободитесь от стремления иметь». Тот, кто наставляет людей: «Набирайтесь ума!» – сам-то не может быть умным. Когда ты действуешь свободно, без задних мыслей, только тогда ты не связан ничем». А в «Чжуан-цзы» мы читаем что «достойные мужи в старину… считали наказания содержанием государственного управления, и поэтому пользовались полной свободой в вынесении смертного приговора».