Многие тогда верили в возможность восстановления общественного порядка через «благочиние». И Сюнь-цзы при всем его воспитании в духе конфуцианской традиции, сторонники которой проповедовали послушание вассала, считал благочиние полезным для народа. Несомненно, он испытал затруднения как должностное лицо, убежденное в том, что народ в целом склонен к подлым поступкам, зол по своей природе и нуждается в строгом контроле. Совершенномудрые правители, говорит он, не обсуждали порочные теории и не стремились объяснять простому народу мотивы своих поступков. Вместо этого они «со своим авторитетом возглавляли народ, вели его за собой предназначенным Путем, периодически наставляя на него своими декретами, просвещая его с помощью своих воззваний и сдерживая путем наказаний. Таким способом народ направлялся на путь истинный как будто бы сверхъестественной силой».
Тем не менее, хотя Сюнь-цзы иногда позволял себе высказывания в такой манере, деспотизм он считал чуждым воззрением. Деспотический уклад возник в обществе далекого западного царства Цинь. Вдохновившей творцов такого уклада философией считается легизм, подлежащий рассмотрению в следующей главе. Сюнь-цзы в легизме нравилось далеко не все; фактически же он отвергал его фундаментальную догму. Но в то же самое время он не мог сдержать восхищения некоторыми аспектами этого уклада.
Сюнь-цзы посетил царство Цинь и после всего увиденного проникся большой симпатией к жесткой дисциплине, которую нашел там. Никто не смел, сообщил он, что-либо делать, кроме предписанного для него государством. Простые люди «очень боялись чиновников и во всем им подчинялись». Это царство радикально отличалось от идеального государства Конфуция, в котором людям предписывалось всеобщее добровольное сотрудничество.
Два самых известных воспитанника Сюнь-цзы принадлежали к легистам. Один из них разработал практически до конца философские воззрения, вдохновившие правительство царства Цинь. Второй служил высокопоставленным сановником при дворе Цинь и помог своему правительству в утверждении политики абсолютного деспотизма на территории всего Китая в 221 году до н. э. Они сыграли свою роль в том, что Сюнь-цзы пользовался относительно слабым авторитетом в конфуцианских кругах.
Все-таки настоящий урон конфуцианству Сюнь-цзы нанес в несколько иной сфере. Она находится в его отклонении (он оказался далеко не первым ренегатом среди конфуцианцев, зато, предположительно, наиболее влиятельным) от генеральной линии самого Конфуция, пытавшегося верить в разум и инициативу человечества как такового. Конфуций сказал: «Человек может сделать великим путь, которым идет, но путь не может сделать человека великим». А Сюнь-цзы не доверял людям заботу собственно о себе. Он хотел водрузить нравственность на надежную основу, обязывая каждое новое поколение слепо следовать догматам классиков, переданным им учителями предыдущего поколения. Он сказал: «Отвергая правоту слов своего учителя, но предпочитая собственные пути, уподобляешься человеку, который привлекает слепца, чтобы различать для тебя цвета… так не отыщешь пути избавления от путаницы и ошибок». Тем самым, как утверждает Г. Дабе: «Сюнь-цзы развил конфуцианство и распространил его на авторитарную систему, в которой всю истину приходилось заимствовать из высказываний мудрецов».
Поскольку Сюнь-цзы не верил в людей и не желал брать на себя малейший риск ошибки, он во многом уступил школе конфуцианцев. Истина «Без разумного риска ничего толкового не приобретешь» точно так же верна в философии, как в предпринимательстве. Сюнь-цзы и остальные философы, разделявшие его воззрения, осуждали конфуцианство до значительной степени стерильности. Превращая его в основу авторитарной системы, они к тому же обнажили его и подвергли опасности извращения тем, кто преуспел бы в убеждении людей в том, будто он обладал властью.
Сюнь-цзы вынашивал самые добрые намерения. И именно поэтому, то есть, как говорят даосы, он чересчур старался, он и причинил китайской философии огромный вред. В этом состояла трагедия одного из самых блистательных умов Китая.
Глава 8
Тоталитаризм легистов
У всех рассмотренных нами выше философских школ, начиная от конфуцианской и до даосской, наблюдается один общий предмет. Их основатели беспокоились по поводу положения обделенного народа Древнего Китая, придавленного нищетой, терзаемого правителями и войной. Они все подвергали критике правителей, предлагали запретить или облегчить поборы и притеснения с их стороны, а также искали пути прекращения войн.