Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна

Первый Император Цинь сделал бы из Дун Чжуншу мученика, но император У-ди оказался правителем гораздо умнее своего великого предка. Он назначил его высокопоставленным министром при дворе сумасбродного вассала, ненавидевшего буквоедов и взявшего за привычку казнить надоедавших ему министров. Только вот разумные ожидания У-ди не оправдались, так как Дун Чжуншу приобрел благоволение своего нового господина. Император предпринял вторую попытку избавления от неугодного философа, отправив его ко двору вассала, тоже скорого на расправу, но еще более кровожадного. На этот раз Дун Чжуншу ушел со службы «по состоянию здоровья» и провел остаток своей жизни вдали от государственных дел. Ближе к старости император У-ди время от времени посылал одного из своих придворных к Дун Чжуншу, «чтобы попросить у него совета». Таким манером У-ди приобрел и до сих пор пользуется репутацией покровителя конфуцианского ученого по имени Дун Чжуншу.

Немного позже того, как государственные испытания держал Дун Чжуншу, проходили такие испытания сотни ученых, среди которых числился претендент на государственную службу по имени Гунсунь Хун. В молодости этот человек служил тюремным надзирателем, и, возможно, именно тогда у него проснулся интерес к легизму, проявившийся позже во всей красе. Изгнанному из надзирателей тюрьмы за некую провинность, ему пришлось какое-то время пасти свиней, и, только разменяв пятый десяток лет жизни, Гунсунь Хун начал изучать конфуцианский классический трактат «Чунь цю» в изложении Гунъян Гао. На седьмом десятке лет жизни он написал сочинение – наставление для императора. Его вывод, скрытый за конфуцианским фасадом, на самом деле звучал как у вполне зрелого легиста. Он заявил, что императору положено энергично формулировать законы и использовать игу («искусство» – то есть понятие, принятое у легистов). Далее, императору полагается «единолично держать в руках бразды распоряжения жизнью и смертью подданных» (тут он привел пересказ абзаца из «Хань Фэй-цзы») и осуществлять личный контроль над правительством.

Ученые, занимавшиеся оценкой сочинений по степени достоинства, возмутились содержанием его произведения и присвоили Гунсунь Хуну последнее место из сотни претендентов. Когда император ознакомился со всеми сочинениями, он назвал работу Гунсунь Хуна лучшей из всех представленных. Наконец-то ему попался «конфуцианец», полностью отвечавший его запросу. Он осыпал Гунсунь Хуна почестями и в скором времени назначил его главным министром. Император держал его при себе, пока тот не умер от старости. Правительством на самом деле руководили император и небольшая группа его советников, придерживавшихся легистских воззрений. Главный министр, как сообщает нам некий сановник императорского двора, обеспечивал приличное конфуцианское прикрытие действий правительства, проводивших в жизнь политику легистского толка.

Поищите имя Гунсунь Хуна практически в любой летописи, и прочтете, что он был конфуцианским мудрецом, раньше пасшим свиней, которого император У-ди ценил настолько высоко, что назначил главным министром и присвоил благородный титул хоу. Можно не сомневаться в том, что этот император рассчитывал на наше прочтение истории его правления именно в таком ключе.

Он щедро награждал номинальных конфуцианцев, хваливших его инициативы, и наказывал тех, кто критиковал его. Стеснение интеллектуальной свободы шло по всем направлениям; Дун Чжуншу однажды осудили на смерть за написание «вздорного» трактата, но император его простил. У-ди придал привлекательности сотрудничеству с правительством, основав императорский университет, в котором за счет казны обучалось 50 конфуцианских студентов. Ученым, успешно выдержавшим государственные испытания по знанию конфуцианской классики, предоставлялось все больше мест в правительстве; эти испытания служили императору мощным механизмом влияния на выбор направления конфуцианской мысли и программу обучения молодежи.

Так как в период правления династии Цинь большая часть литературного наследия Китая подверглась уничтожению, ученые проявляли громадный интерес к обретению древних трактатов, особенно написанных признанными классиками. Император всячески поощрял такой интерес к старинным текстам, который, с его точки зрения, выглядел значительно более предпочтительным, чем то внимание, которое Конфуций и Мэн-цзы уделяли критике общественных и политических порядков.

Приблизительно в это время стартовал великий период составления комментариев, посвященных толкованию содержания древних книг. В этих комментариях мудрецы, обслуживавшие династию Хань, дали толкование всей классической литературе с точки зрения ведущих мыслителей их собственного времени. По большому счету с точки зрения этих комментаторов китайская классика все еще изучается и переводится в XX веке вразрез с тем фактом, что мыслители при династии Хань развивали свои теории совсем иначе, чем это делали настоящие классики китайской философии.