Философская теология: вариации, моменты, экспромты

Медицинская метафора позволяет ответить на ряд вопросов лучше, чем другие. Так честный скептицизм Элеоноры Стамп, отмечавшей, что причины Голгофы остались в неприкосновенности до настоящего времени, может быть, по крайней мере, частично встречен тем, что и лучшая прививка с терапевтическими рекомендациями бессильна там, когда после исцеления бросаются в объятья тех, для кого болезнь есть высшая радость, а медикаменты выбрасывают в окно. В той же метафоре можно вычесть и убедительный ответ на протестантско-католический спор Нового времени о том, распространяется ли искупление на всех или только на богоизбранных. Дело в том, что само понятие богоизбранности устанавливается не исходно, а по результату: это те, кто не хотят последствий смертельной болезни и лечатся (а не те, кто в обыденной жизни процветают). Имеет эта объяснительная стратегия и то преимущество, что сам грех получает более глубокую трактовку: в первую очередь как добровольно принимаемая смертельная заразная болезнь и лишь во вторую – в качестве следствия – как невыполнение определенных обязательств[529]. Очевидно, что эта трактовка никак не отменяет той изначальной веры Церкви, что Сын Божий был распят за человеческие грехи, но уточняет, что не как наказуемый за них, а как целитель их смертоносных последствий. Таинства спасения не обязаны соответствовать представлениям давно ушедших эпох с соответствующими социальными ментальностями[530]. Потому и для сотериологии вряд ли правомерно отрицать законность инноваций, которые имеют место в современной эсхатологии, где также переосмысляется ее старинное пенитенциарное ядро[531]. Но самое главное, что, вероятно, следует держать в уме, – это что нет таких метафор, которые давали бы точное отражение тех реалий, которые являются сверхразумными, вероятно, не только для человеческого, но и для любого тварного ума, а потому здесь могут быть только видения сквозь [тусклое] стекло, гадательно (1 Кор 13:12), но никакие в реальном смысле теории.

Полемика

Феномен атеистического фидеизма [532]

Термин этот был введен, насколько я могу судить, в нашу литературу (объем западной апологетики необъемен, поэтому не могу судить о том, не употреблялся ли он там раньше) мною – в вышедшей монографии, с синонимом «натуралистическая вера»[533]. Однако это не значит, что само это явление не обращало на себя достаточного внимания. Атеистам довольно часто приходится (я бы не сказал – удается) парировать тот упрек, что они, отвергая религиозную веру на «научных основаниях», сами придерживаются не столько науки, сколько определенной веры – веры в то, что наука (как они понимают ее природу и задачи) в состоянии объяснить (и разъяснить) все, что есть, было и будет в мире не прибегая ни к каким «лишним гипотезам». Я постараюсь вначале разобраться, какое явление в теизме имитируется атеизмом, а затем набросаю эскиз двух разновидностей этой имитации.

Что такое теистический фидеизм?

Понятие это у всякого, хоть немного знакомого с религиоведением, как говорится, на слуху. Все знают, что оно происходит от лат. fides, что значит «вера» и означает то, что носитель соответствующего религиозного сознания считает, что все в религии удостоверяется через одну только веру. Некоторые, может быть, знают и определение этого термина, предложенное Алвином Плантингой, согласно которому это есть «эксклюзивный или базовый упор на одну веру, сопровождаемый последовательным пренебрежением разумом»[534]. В принципе это понимание правильное, но без требуемых уточнений скудно. Попытаемся их внести.