Философская теология: вариации, моменты, экспромты

Однако и Кванвига Кузев прочитал «весьма по-своему». Кванвиг действительно подвергает критике ретрибутивную концепцию ада, которую он называет «сильной версией» (the strong view) и которая, по его мнению, неудовлетворительна прежде всего вследствие того, что (1) допускает, будто некоторые люди «предназначены» для вечных мук; (2) предполагает, будто все грешники по уравнительному принципу заслуживают равного наказания и (3) считает возможной бесконечную «компенсацию» за конечные действия (что непропорционально). Эта «сильная версия», по Кванвигу, является следствием «юридического подхода» к эсхатологии. Кванвиг подвергает критике и «смягчающие альтернативы» концепции атрибуции, которые он называет «упрощенными решениями» (simple solutions) и среди которых наибольшее внимание уделяет т. н. «универсализму», под которым понимается апокатастасис. В. В. Кузев более-менее аккуратно следует не только идеям Кванвига, но и его терминологии, а также его контраргументам против «упрощенных решений» (например, в связи с тем же «универсализмом»), очень, правда, мало на него ссылаясь и создавая тем самым у читателя впечатление, будто стройная кванвиговская критика и ретрибутивной эсхатологии, и «упрощенных решений» принадлежит по большей части ему самому. Однако он проходит с техасским теологом ровно половину пути, скрывая от читателя главное – ради чего, собственно, Кванвиг критикует концепцию ретрибутивной эсхатологии. Кванвиг считает, что все «упрощенные решения» серьезно уступают той, которую они предназначались «исправить», и даже признает, что его собственная версия инфернологии ближе всего именно к традиционной[628]. Ограниченность ретрибутивной концепции, по Кванвигу, в том, что она нарушает баланс Божественных атрибутов, абсолютизируя справедливость христианского Бога за счет главного – Его любви ко всему тварному миру, которая является настолько всеобъемлющей, что и вечные муки нераскаянных грешников являются ее проявлением. Альтернатива Кванвига – концепция ада не столько как наказания, сколько как уважения Бога к свободному выбору некоторых свободных разумных существ. В этой перспективе «Бог философов» возвращается к своему прообразу – библейскому Богу любви: «Я утверждаю, – пишет Кванвиг в связи с собственной концепции прямым текстом, – что существование ада полностью совместимо как с совершенной благостью Бога, так и с Его безграничной любовью ко всему человечеству»[629]. А в краткой резюмирующей публикации, вышедшей после его монографии, Кванвиг прямо указывает на то, что традиционная эсхатология допускает дисбаланс между объяснениями рая и ада: если блаженства одних трактуются как следствие по большей части незаслуженной благодати (Божественная любовь), то мучения других – их собственными деяниями (Божественная справедливость). И Кванвиг вполне рационально стремится к унификации единой на самом деле «Божественной мотивационной структуры»: «Если ад учрежден для того, чтобы почтить тот выбор, которые мог бы сделать свободный индивид – [возможность быть с Богом и всем тем, что эта возможность требует, или отвергнуть ее], то не трудно видеть как фундаментально любящий Бог мог учредить его. Ибо в подлинной любви к другому мы часто рискуем потерять его, и участь любви всецело требует предусмотрения и той возможности, что такая любовь останется навечно неразделенной»[630]. В итоге получается, что «основной союзник» В. В. Кузева оказывается его прямым оппонентом, настаивая на том, что вечные мучения отвергающих Бога не только не противоречат благости Божьей, но более, чем что-либо прочее, подтверждают ее…