Философская теология: вариации, моменты, экспромты

Следуя за Суинберном в различении непредумышленных и намеренных проступков, Портер приводит два примера (первый из которых также заимствован у Суинберна): намеренное разрушение кем-то моего автомобиля и нарушение супружеской верности: в обоих случаях виновные должны быть не просто как-то наказаны, но и лишены определенных прав. Правда, в некоторых случаях отказ от заслуженного наказания может быть и полезен, но есть и внутренние цели (intrinsic ends), которые реализуются во всех случаях праведного, ретрибутивного наказания. В случае с Богом Он имел все моральные права (при попрании Его дружбы с людьми) лишить человеческие жизни прав и привилегий, препятствующих физической и духовной смерти. Остается только показать моральную когерентность переноса глобального наказания людей на Христа, иными словами, показать оправданность наказания невиновного. Портер ссылается на очень известного этика Р. Хеэра, которого трактует в том смысле, что наказание остается наказанием даже если наказали без вины. Тем, кто считают такую процедуру аморальной, Портер возражает, что наказание невиновного оправдывается, если перевешивают те блага, которые за ним следуют. Не видит Портер несправедливости и в «трансферте наказания»: жертва (в том числе и Бог, оскорбленный человеческими грехами) имеет моральное право выбирать объем и субъекта ретрибуции. И чтобы всем скептикам стало всё понятно, он приводит трогательнейший, на мой взгляд, пример. Футболист опаздывает на тренировку, и тренер его наказывает, веля ему сделать пять кругов вокруг поля, а капитан команды просит самого тренера сделать эти круги вместо провинившегося, и тренер соглашается. Перед нами очевидный «перенос наказания» (transfer of punishment). Зло заключалось в разъединении команды, благо – в восстановлении ее единства, а кто конкретно его осуществил, не меняет конечного результата[487].

Этот чисто утилитаристский подход к делу (который прямо приписывается и Богу) автор реализует в правовой оптике, об уместности которой при обсуждении того, о чем он рассуждает, он, видимо, не задумывается. «Кажется, будет правильным сказать, что Христос испытал на кресте потерю благих даров и возможностей человеческой жизни в дружбе с Богом. Это те права и привилегии, которые мы попрали, и кажется, что они те самые, от которых Христос отказался на кресте вместо нас. При том воззрении на наказание, которое я обрисовал, Бог как жертва правонарушения (the victim of wrongdoing) может решать, до какой степени и каким образом должно быть осуществлено наказание, заслуженное нами»[488]. Если Сам Христос добровольно и в сознании это принял, а Бог этому не воспротивился, то значит, что и в организации обсуждаемой голгофской процедуры никакой несправедливости не было.

Оливер Крисп в солидной по объему статье «Первородный грех и Искупление» для «Оксфордского руководства по философской теологии» Т. Флинта и М. Рея (2009) утверждает прежде всего, что теория заместительного наказания полнее и глубже объясняет учение об Искуплении, чем ее основные «конкуренты», сохраняя их сильные стороны. Ее сторонники могут согласиться с древней патристической концепцией выкупа в том, что деяния Христа имеют компенсаторный характер; включает она в себя и ансельмовское представление о сатисфакции; содержит она и идею нравственного примера Христовых деяний, как и абеляровская концепция. Но для того, чтобы данная теория сама получила достойное истолкование, ее следует дистанцировать от тесно сросшейся с ней «юридической метафоры»[489].