Философская теология: вариации, моменты, экспромты

Взамен юридической метафоры он предлагает «метафизическую», которую называет также «четырехмерной онтологией». Крисп отталкивается от идей блж. Августина, много размышлявшего над тем, как в Адаме все согрешили (Рим 5:12)[490]. Речь идет об «августинианском реализме», суть которого в том, что и нравственная испорченность, порожденная падением первого человека, и вина, связанная с его грехом, передаются от него его потомкам – в виде некоего рода «традукционизма». Перспективной, полагает Крисп, следует признать точку зрения Карла Барта, которая позволяет видеть в Христе «первого» по отношению к избранным не в хронологическом смысле (как Адам), а в некоем «логическом» или «метафизическом» предшествовании им. Однако, если обратиться к августинианской трактовке, поскольку каждый из «вторично избранных» есть частица единого целого, включающего в себя и Христа, то и «наказание, которое должны принять вторично избранные за свой грех, переносится на Христа или на ту Его “часть”, которая восходит на крест, так, что Он действительно принимает на Себя карательные последствия греха, подменяя собою людей». А потому Он, даже не согрешив, вследствие причастности «этой большей сущности», может «оплатить последствия греха», совершённого другими, к этой сущности причастными[491]. Очевидно, однако, что на деле эта объяснительная версия является не столько метафизической, сколько иринеевской, поскольку именно там было сформулировано учение о новом возглавлении человеческого рода (см. выше).

Самым авторитетным адвокатом доктрины Абеляра единодушно признается Филип Куинн, чья статья «Абеляр об Искуплении: “Ничего непонятного, субъективного, алогичного и имморального”» была опубликована в двух онтологиях – и М. Рея, и О. Криспа (2009). Цитата в ее названии взята из книги апологета Абеляра Хастингса Рэшдалла, писавшего в начале ХХ века[492]. С ней контрастирует уничижительный вердикт Ричарда Суинберна, уместившийся в одном предложении и отметающий эту концепцию как совершенно бесполезную для понимания искупления. Ремарка Суинберна в резком виде обобщает, по мнению Куинна, «вердикты» по Абеляру, восходящие еще к Бернарду Клервоскому, обвинившему его в чем-то вроде пелагианства[493], и популярные в настоящее время, когда выдающемуся философу и теологу приписывается экземпляризм, предполагающий, что всё, сделанное Христом для человечества, сводится к тому, что Он дал образец самопожертвенной любви, не обеспечив «объективные» возможности для спасения[494].

Куинн доказывал, что навешанные на теорию Абеляра ярлыки не подтверждаются его текстами, так как он прямо утверждал, что наше спасение было содеяно двояким образом: тем, что Христос понес наказание за наши грехи, и тем, что Он ввел нас в рай, отведя наши умы от греха и возжегши в них божественную любовь[495]. Среди теорий искупления можно различать одномерные и многомерные. К первым относится прежде всего теория сатисфакции Ансельма и его последователей, которые понимают искупление исключительно в рамках легалистской категории уплаты за долг. К другим относится в числе прочих сотериология Фомы Аквинского – «иерархический плюрализм», – в которой хотя сатисфакция также считается основной, но всё же не единственной составляющей искупления (учитываются и облагодатствование человеческого рода, и «выкуп» его у дьявола, и примирение его с Богом через самопожертвование). Аналогичный «иерархический плюрализм» мы обнаруживаем и у Абеляра, чья доктрина искупления отличается от томистской скорее акцентами, чем «составными частями»[496]. Если же кратко вычислить баланс тех мотивов Искупления, которые в этой доктрине присутствуют, то можно сказать, что значение ее в том, что в искуплении акцентируется «идея о том, что Божественная любовь, обнаружившая себя в жизни Христа, но в особенности в Его страдании и умирании, имеет силу изменять человеческие души, если они объединяются таким образом, чтобы могли быть пригодны для вечной жизни в близком союзе с Богом»[497].