Философские арабески

Далее, синтез, процесс в целом, единство противоположностей, возвращение к конкретному («второе конкретное»). Но здесь кругооборот капитала понят. Ясна его закономерность. В нём сохранены все конкретные моменты, но в то же время выделена и его сущность, взятая во всех опосредованиях. Абстракция «кругооборота капитала» конкретна.

Или возьмём такое абстрактнейшее понятие общественных наук как понятие общества. У Маркса оно включает понятие исторически изменяющихся общественно-исторических формаций, со всеми взаимодействиями базиса и надстроек и с выделением основных закономерностей. Здесь диалектически снято всё противопоставление «генерализующего» и «индивидуализирующего» метода, «логического» и «исторического», что в поте лица разрабатывала школа Риккерта. И в то же время здесь заранее с презрением отвергнута антиисторическая «целокупность» современных фашистских теоретиков, которые топят всё исторически конкретное и специфическое в фетише универсальной иерархической «общности». В марксовом понятии общества, следовательно, in nuce, in potentia[121] содержатся все возможные и крайне богатые определения. Диалектическая формула здесь охватывает всё богатство и разнообразие общественной жизни, как гигантский конденсатор. Здесь нет и следа обеднения по сравнению с какими угодно другими формулами и «отражениями». Конечно, реальная жизнь богаче какой угодно мыслимой теории. С этой точки зрения Гёте был прав, когда говорил о «серой теории» и «вечно-зелёном дереве жизни» — изречение, которое так любил Ленин. Познание есть процесс и охватывает всё лишь в бесконечном движении: оно лишь асимптотически[122] приближается к этому, в конечном никогда не охватывая всего. Но это ведь совершенно особый вопрос, другой, не тот, который мы разбираем.

Возьмём понятие материи, наиболее абстрактное понятие физики (в широком смысле слова). Формально-логическое её определение пусто и крайне бедно. Её диалектическое понятие включает качественное многообразие, исторические переходы одного вида материи в другой, конкретные свойства в их связи и переходах. Это не серое, механическое, бесформенное начало, которое так напугало и так разочаровало своей скукой молодого Гёте при чтении «Системы Природы» Гольбаха: это многообразное расчленённое единство.

Идеализм всякого рода всегда стремился так или иначе придать понятию, «общему», самостоятельное бытие, «истинное бытие», в противоположность «единичному», как бытию «неистинному»: платоновская «идея» и есть не что иное, как гипостазированное[123] понятие, обожествленная абстракция. Средневековый спор между «номиналистами»[124] и «реалистами»[125] как раз и заключался в том, что номиналисты выставляли тезис «Universalia sunt nomina» («общие понятия» суть «имена», «названия»), тогда как реалисты выдвигали противоположное утверждение: «Universalia sunt realia» («общие понятия суть реальности»). Точно так же в объективном идеализме Гегеля понятия превращаются в сущности, и реальное бытие примеривается к понятию, соответствует ли оно этой истинной реальности (с этой точки зрения у Гегеля действительно только то, что соответствует своему понятию!), а не наоборот, не понятие примеривается к реальным вещам и процессам для проверки своего соответствия с предметом. Поэтому Маркс и считал, что первой формой материализма был номинализм. С каким бешенством нападал Маркс на гегелевскую замену груш, яблок и т. д. «плодом вообще», действительных предметов их логическими тенями и отражениями! Именно этой стороной был замечателен и Л. Фейербах, с такой благородной страстью протестовавший против превращения логического бытия в действительное бытие, а действительного бытия в бытие логическое. Именно здесь и ставит Гегель в своей системе весь мир на голову и заставляет его ходить на голове. И именно по этому поводу Ленин писал в своих комментариях к «Наука Логики» («К вопросу о диалектике»):