Философские обители

Опираясь на работы Пти-Раделя, Ж.Л. Дартуа показывает, что филологических данных, которые Гастон Парис упоминает, но не приводит в защиту своего утверждения, просто не существует. «Мнимые филологические данные неолатинистов, — пишет он, — опровергаются вполне очевидным фактом, подтверждающим греческие истоки французского языка. Этот новый единственно верный, единственно наглядный факт имеет основополагающее значение, так как он доказывает, что Западную Европу заселяли прежде всего пеласги, которые основывали здесь свои колонии». Речь идёт о блестящем открытии Пти-Раделя. Этот всегда державшийся в тени учёный прочёл в 1802 г. в Академии свою работу, где приводит сведения в пользу того, что постройки из полиэдрических блоков, которые встречались в Греции, Италии, Франции, вплоть до Испании и которые приписывали циклопам, в действительности дело рук пеласгов. Доводы Пти-Раделя убедили академиков, и с тех пор ни у кого уже не возникали сомнения относительно происхождения этих построек… Язык пеласгов — архаический греческий язык, смесь в основном эолийских и дорийских диалектов, и везде во Франции, даже в парижском арго (Argot de Paris) мы обнаруживаем именно его.

Язык птиц — фонетическое наречие, основанное на ассонансе. Орфография с её жёсткими грамматическими правилами, которая служит тормозом любознательности и исключает возможность каких бы то ни было умопостроений, не играет тут никакой роли. «Меня привлекает лишь полезное, — писал в письме, предваряющем Начертания нравственные, св. Григорий, — я не забочусь о стиле, о правильной расстановке предлогов и написании флексий, так как не подобает христианину подчинять слова Евангелия грамматическим правилам». Это значит, что священные книги не следует понимать буквально, надо путём кабалистического толкования уловить их дух, как, собственно, и делается в случае алхимических трудов. Редкие авторы, затрагивающие вопрос о языке птиц, ставили его на первое место, считая источником всех других языков. Его древность восходит к Адаму, который по Божьему изволению давал на нём всем тварям и вещам свои имена, отражавшие их свойства. Сирано Бержерак[75] упоминает об этой традиции в эпизоде, когда его, новоиспечённого обитателя ближайшего к Солнцу мира, принялся наставлять герметической кабале «сидевший на камне нагой человечек», олицетворявший простую неприкрытую истину, основанную на камне, естественном камне Философов.

«Не помню, заговорил ли я первый, — пишет великий посвящённый, — или это он обратился ко мне с вопросом, но я прекрасно помню, словно это было вчера, что он битых три часа объяснялся на незнакомом мне языке, не похожем ни на одно наречие этого мира. Язык показался мне понятнее и доходчивее, чем язык моей няни. Когда я спросил о столь невероятном чуде, он ответил, что в науках присутствует некая истина, удаляясь от которой, удаляешься от простоты. Чем больше язык отходит от этой истины, тем труднее его понимать. — То же и с музыкой, — продолжал он. — В ней есть истина, к которой душа влечётся самопроизвольно. Мы не видим эту истину, но чувствуем, что её видит естество. Не понимая как, мы оказываемся ею поглощены, она восхищает нас, увлекает за собой, хотя мы и не знаем, где она и откуда. И хотя нам невдомёк, каким образом музыка притягивает нас, но сам факт притяжения неоспорим. Так же и с языком. Столкнувшись с правдой букв, слов, связей между ними, человек не может не впитать её в себя, так что впредь его речь станет строго соответствовать тому, что он думает. Мы ничего толком не можем выразить именно оттого, что нам недоступен этот язык — ни слова его, ни законы. — Я сказал, что первый на земле человек, без сомнения, говорил на этом языке, ведь те имена, которые он давал существам и предметам, отражали их суть. Он перебил меня: „Этот язык необходим не только для того, чтобы выражать постигнутое умом, без него тебя вообще никто не поймёт. Этот язык — инстинкт и голос самой природы, и он понятен всем, кто живёт сообразно в ней. Осознав это, вы сможете общаться со зверями[76], а они с вами, ведь, как язык природы, он им доступен. Пусть вас не удивляет лёгкость, с какой вы улавливаете смысл слов, которых прежде не слышали. Когда я произношу их, ваша душа видит в каждом из них истину, которую она ищет ощупью и которую бессилен уловить рассудок“».