Поскольку разные стороны отдельных вещей включают одни и те же отдельные вещи в разные классы, отождествляя их с разнотипными другими отдельными, постольку в самой действительности существуют различные группировки одних и тех же предметов и явлений, частично совпадающие, по-разному пересекающиеся, накладывающиеся друг на друга. Иначе говоря, в самом объективном мире имеют место многочисленные сегментации его содержания, находящиеся в единстве и в то же время противостоящие друг другу. Многообразие этих сегментаций зависит не только от различного распределения одних и тех же вещей по классам, но и от различного членения одних и тех же целых на части, которое также определяется диалектикой отдельного, неразрывно связанной с диалектикой отдельного и общего: всякое отдельное воплощает в себе целый ряд общих, поскольку оно заключает в себе много различных сторон; но, с другой стороны, каждое отдельное имеет различные стороны, поскольку оно воплощает в себе целый ряд общих, которые и выступают в пределах одного отдельного как его стороны, взаимно связанные и взаимно противопоставленные.
«Конкретное потому конкретно, – писал К. Маркс, – что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного»[71]
.Эти же определения конкретного есть не что иное, как его различные признаки, общие и для других конкретных. Диалектика отдельного переходит, таким образом, в диалектику общих, которые в пределах отдельного образуют единство и в то же время противостоят друг другу.
Благодаря наличию различных сторон в одном отдельном оно как целое по-разному делится на части соответственно каждой стороне. Вот эту диалектику отдельного, обусловливающую диалектику целого и частей, поскольку предмет может делиться на части только соответственно одной из его сторон, также игнорируют неогумбольдтианцы в своих теоретических построениях.
Диалектико-материалистическое объяснение семантического расхождения между языками показывает научную несостоятельность субъективно-идеалистической и метафизической трактовки этого явления, но оно не устраняет самого факта семантического расхождения и еще не опровергает основанного на нем учения неогумбольдтианцев о зависимости познавательных возможностей человека, результатов познания (картины мира, мировоззрения) и обусловленных ими культуры и общественного поведения людей от грамматического строя и лексического состава языка.
В научной литературе предпринимаются попытки разделаться с неогумбольдтианской концепцией языка и познания, языка и культуры путем отрицания или, по крайней мере, преуменьшения самого факта семантических расхождений между языками, сведения этих расхождений к минимуму, не затрагивающему картины мира в ее существенных частях, к дополнению единого логического отражения действительности некоторыми побочными языковыми образами. Принципу лингвистической относительности неогумбольдтианцев Г.А. Брутян противопоставляет сформулированный им принцип лингвистической дополнительности, который гласит:
«В процессе познания в связи с активной ролью языка и в силу его специфических особенностей возникает языковая картина мира. Она в целом и главном совпадает с логическим отражением в сознании людей. Но при этом сохраняются периферийные участки в языковой картине мира, которые остаются за пределами логического отражения, и в качестве словесных образов вещей и лингвистических моделей отношения между ними варьируются от языка к языку в зависимости от специфических особенностей последних. Через вербальные образы и языковые модели происходит дополнительное видение мира; эти модели выступают как побочный источник познания, осмысления реальности и дополняют нашу общую картину знания, корректируют ее. Словесный образ сочетается с понятийным образом, лингвистическое моделирование мира – с логическим его отображением, создавая предпосылки воспроизведения более полной и всесторонней картины окружающей действительности в сознании людей»[72]
.