С другой стороны, непосредственным источником понимания отношений в качестве единственной основы действительности у неокантианцев, как и впоследствии у неопозитивистов, было субъективно-идеалистическое истолкование идей и методов успешно развивавшейся в то время математической логики в качестве единой методологии научного познания мира. Эта связь идеализма с необоснованным расширением сферы применения математики не была чем-то абсолютно новым в истории философии. Подобные идеи выдвигались уже в философии пифагореизма, провозглашавшей число онтологической единицей бытия[356]
. Что же касается понимания чистых отношений как ведущего фактора в структуре действительности, то оно явным образом перекликается с идеалистической философией Платона, в которой природа вещей объявляется порождением структуры объективно существующих идей[357].Если унаследованное глоссематикой от Ф. де Соссюра различение языка и речи имеет специально-научный, собственно лингвистический характер и в зависимости от способа его осуществления может быть полезным для исследования языка, то восходящее непосредственно к тому же источнику положение о том, что язык есть форма, а не субстанция, и связанное с ним утверждение о ведущей роли отношений в структуре языка представляют собой ярко выраженные проявления философского идеализма в языкознании, сводящего лингвистическую теорию к бесплодному фантазированию. Именно в этом заключается важнейшая причина неудачи, постигшей глоссематику как попытку теоретического осмысления языка. Другая причина коренится в неопозитивистской ориентации всего теоретического построения глоссематики.
Наряду с соссюрианством логический позитивизм является основным источником, из которого был почерпнут ряд определяющих идей глоссематики. На связь глоссематики с логическим позитивизмом, в частности со взглядами А. Уайтхеда, Б. Рассела и особенно Р. Карнапа, указывает сам Л. Ельмслев[358]
. Он же сообщает о широком обмене мнениями, состоявшемся между ним и датскими неопозитивистами Й. Йоргенсеном и Э.-Т. Расмуссеном[359], хотя, по словам Э. Фишер-Йоргенсен, это произошло тогда, когда теория глоссематики в основном была уже разработана[360].Философия логического позитивизма оказала дополнительное воздействие на утверждение в глоссематике восходящего к Соссюру понимания языковой структуры как сети чистых отношений. Л. Ельмслев писал об этом:
«В одной из своих более ранних работ[361]
профессор Карнап определил понятие структуры совершенно так же, как я попытался сделать это здесь, т.е. как явление чистой формы и чистых соотношений. По профессору Карнапу, каждое научное утверждение должно быть утверждением структурного порядка в указанном значении; по его мнению, каждое научное утверждение должно быть утверждением о соотношениях, не предполагающим знания или описания самих элементов, входящих в соотношения. Мнение Карнапа вполне подтверждает результаты, достигнутые за последние годы языковедением»[362].Излагаемая Ельмслевом точка зрения Р. Карнапа является прямым продолжением взглядов неокантианцев и позитивистов начала XX столетия, отразившихся в учении Ф. де Соссюра.
Влияние философии логического позитивизма, однако, проявилось не столько в глоссематическом понимании структуры языка, сколько в принципах построения самой глоссематической теории и в трактовке познавательной роли языка.