Следует подчеркнуть, что в целом позитивная программа дескриптивной лингвистики, эмпирическая проверка, строгость, воспроизводимость и т.д. не может не вызвать симпатии. Однако эта внешняя декларативная и несущая на себе явно пропагандистский оттенок позитивная сторона дескриптивной лингвистики не может спасти ее от общеметодологической несостоятельности, сущность которой заключается в раздувании, гипертрофировании, абсолютизации упомянутых принципов, хотя в разумных пределах целый ряд указанных принципов вполне приемлем и плодотворен.
Обратимся, в частности, к принципу верификации, который в дескриптивной лингвистике выливается в признание модуса реальности лишь за теми словами, которые в своем значении представлены реакцией-действием. Конечно, эмпирическая проверка, требование, чтобы за рассматриваемыми сущностями стояла объективная реальность, представляется таким, которое нельзя не рассматривать в качестве весьма важного для проверки теории или гипотезы. Однако безусловность применения данного принципа, требование, чтобы за каждым феноменом языка стояла эмпирически доступная восприятию сущность, исключает из лингвистического познания значительную, мы бы сказали, даже преобладающую группу лексических образований в языке homo sapiens. Признания Б. Скиннера и У. Морриса в этом смысле весьма показательны. В частности, Скиннер, наиболее ригористский сторонник концепции вербального поведения, вынужден признать, что определение значения таких слов и выражений, как
Принимая принцип чувственной верификации применительно к языковым знакам, дескриптивная лингвистика фактически принимает принцип логического позитивизма, признающего бессмысленными все термины и высказывания, не имеющие непосредственного чувственного эквивалента. Однако, как известно из практики Венского кружка, в доктрину верификации были в дальнейшем внесены существенные изменения в том смысле, что насильственно изгнанная семантика была реабилитирована, что и ознаменовало собой семантическую стадию развития неопозитивизма. Аналогичное явление наблюдается и в развитии дескриптивной лингвистики, где семиофобия Блумфилда и его последователей была в дальнейшем отброшена Н. Хомским.
Следует заметить, что дескриптивная лингвистика усилиями Блумфилда, Харриса, Хоккета, Трейгера, Смита и других с самого начала была ориентирована против рационализма и теоретической направленности, ибо таковые мыслились как совращающие истинную науку метафизика и философия. Здесь полностью воцарился механистический стиль мышления, исходящий из сведения любого языкового явления к начальным элементам и выведения из них различных комбинаций всех свойств сложных образований (например, уравнение свойств морфем со свойствами словосочетаний, универсализация метода непосредственно составляющих, независимо от уровня материала, к которому он прилагается и т.д.). Подобно ньютоновской физике, дескриптивная лингвистика исходит из «материала», обладающего простой «локализацией» в пространстве, игнорируя фактор времени. Ее конечный факт – это материальный объект. Все это, наряду с ориентацией на сугубо эмпирический образ мышления привело к тому, что дескриптивная лингвистика в своих целях и задачах оказалась лишь методикой, а не теорией построения лингвистического знания. В дескриптивной лингвистике восторжествовала, по словам Хоккета,
«идея такой „философской ориентации“, что действительная Истина (по меньшей мере относительно языка) недостижима, а поэтому мы должны довольствоваться лишь случайными взглядами в ее направлении и не очень заботиться о Конечном (т.е. теории. –