Философские основы зарубежных направлений в языкознании

Следует со всей определенностью подчеркнуть, что хотя слово и можно описать через морфему, равно как и речь через язык, однако такой подход не обладает исчерпывающей логической силой и способен дать как о слове, так и о речи лишь самое общее представление. Последнее обстоятельство предопределено еще в своей исходной инстанции тем, что здесь осуществляется качественная редукция феноменов более высокого ранга к уровню феноменов более низкого ранга. Другими словами, в своей качественной содержательности единица измерения не соответствует тому, что ею измеряется. Вместе с тем достаточно очевидно, что утверждение морфемы в качестве единицы анализа полностью отстраняется от исторической перспективы, от факта производности морфемы.

Разумеется, механизм функционирования того или иного явления может быть вскрыт и без учета исторической перспективы, однако коль скоро речь идет о том, чтобы предмет был не только узнан, но и познан, историческая перспектива должна быть включена в процесс познания в качестве исходной посылки. Природа и онтологический статус явления могут быть выявлены лишь с учетом его генезиса. Важно также подчеркнуть, что утверждение морфемы в качестве основной единицы лингвистического анализа влечет за собой автоматически морфемоидную схематизацию языковой реальности, означает принятие языковой системы метаязыка, в которой формулируются результаты наблюдения. Морфема в силу этого выступает в качестве детерминативного фактора в построении лингвистического знания. Строя систему языка с опорой на морфему, сторонники дескриптивной лингвистики понимают высказывание как определенную морфемную аранжировку. Однако такая схематизация языковой действительности, приемлемая в рамках прикладного языкознания, оказывается неприемлемой в собственно лингвистических целях, ибо не отражает реального состояния языка.

Существенно отметить, что, квалифицируя язык как содержательное явление, так как он коммуникативен (в бихевиористском понимании этого слова), сторонники дескриптивной лингвистики стремятся отобразить его в познании через посредство морфемы, т.е. отнюдь не коммуникативной единицы. Данное несоответствие привело в конечном счете к тому, что статус универсальности морфемы был постепенно лишен той жесткости, которой он обладал в «Постулатах» Блумфилда и в работах З. Харриса. Понятие слова под наименованием «идиома», «элемент» вводится Ч. Хоккетом[493], а затем Ф. Хаусхолдером[494], тем самым морфеме отказывается в статусе универсального элемента осмысления и описания структуры языка. Возникшая же в рамках дескриптивной лингвистики теория трансформации Н. Хомского со всей отчетливостью показала непригодность морфемы в качестве основной единицы синтаксического анализа, ибо она отрицает возможность сведения всего многообразия синтаксических типов к ядерным моделям[495].

Выделение морфемы как конститутивной части того целого, чем является слово, возможно лишь при наличии этого целого. Представляется достаточно очевидным, что, например, морфема -ик (нож-ик, стол-ик, дом-ик, двор-ик) как в своей содержательной, так и в формальной части выделяется прежде всего в силу того, что в языке имеются слова: нож, стол, дом, двор, а отнюдь не эти последние выделяются как соответствующие морфемы в силу наличия «слова» -ик. Значение морфемы – это всегда часть значения слова. Слово как целое, следовательно, проникает в части (resp. морфемы), изменяет и конкретизирует их. Будучи как лингвистическая единица целым, состоящим из частей (морфологических элементов: корня и аффиксов), оно является тем самым доминирующим фактором в детерминировании природы и содержательной стороны элементов, входящих в его состав, ибо

«часть должна сообразоваться с целым, а не наоборот»[496].