Философские уроки счастья

Обличительные стихи сделали недавнего узника известным. Свою фамилию Аруэ он сменил на более благозвучную — Вольтер, хотя русскому уху и трудно оценить разницу. Кстати, именно новая фамилия помогла появиться на свет его «Философским письмам», названным главной книгой века. Дело в том, что известность не принесла Вольтеру уважения со стороны аристократов. Некий кавалер де Роган, чья фамилия осталась в истории лишь благодаря конфликту с писателем, однажды приветствовал его таким образом: «Господин Вольтер, господин Аруэ или как вас там?» На что получил ответ: «Я не влачу за собой громких имён, но делаю честь тому, которое ношу». Кавалеру это не понравилось, и вскоре лакеи избили знаменитость, а их хозяин с удовольствием наблюдал за событиями из лавки напротив. Но зря хозяин прятался, потому что в Бастилии скоро оказался Вольтер, который безуспешно пытался вызвать обидчика на формально запрещённую дуэль, чем, конечно, нарушил закон. Выйдя на волю, Франсуа предпочёл покинуть страну, где достоинства значили куда меньше, чем происхождение, и отправился в Англию. Равенства он не нашёл и там, зато увидел немало такого, что выгодно отличало эту страну от его родины. Так, вместо религиозного единомыслия он обнаружил десятки религий, живущих «в мире и счастливо». Уплата налогов в этой удивительной стране зависит не от званий, а от доходов. Там даже ограничивают власть самого короля… Всё это он и изложил в «Философских письмах», которые издал на родине. Критика властям не понравилась: следуя обычаю, установленному ещё Тиберием, книгу сожгли, как скандальное произведение, «противное религии и добрым нравам», хотя с изобретением книгопечатания костры из книг потеряли смысл. Издателя упрятали всё в ту же Бастилию, а самого автора спасла лишь резвость, с которой он умчался из Парижа.

Философия не мешала Вольтеру трезво смотреть на житейские проблемы. Отцовские деньги помогли ему вырасти, не испытав нужды. К тому же, он был независим, не знал угодливости и не имел того «здравого смысла», который сводится к нехитрой мудрости: если один раз пожалеешь, что не сказал, то сто раз — что не промолчал… Молчать Вольтер не умел, а независимость, в отличие от древних, видел не в бедности, а в богатстве. Это в сократовские времена изгнание из города приравнивали к высшей мере, а Вольтер с деньгами мог недурно устроиться где угодно. Но — с хорошими деньгами, и потому философ презирал мелкий ежедневный заработок, предпочитая крупные дела. Чтобы не быть всего лишь продавцом собственных строчек и не зависеть от издателей, он приумножает отцовское наследство успешными спекуляциями. Отпущенный ему срок он был намерен провести как можно лучше.

Вольтер не был бы Вольтером, если бы только этим и ограничился. По сути, не он выбрал профессию писателя, а она его. Разносторонность философа типична для эпохи Просвещения, и нет таких вопросов, где он не стремился бы сказать своё слово. Тут и «Рассуждения о человеке», «Основы философии Ньютона» и даже «Опыт о природе и распространении огня», отмеченный, кстати, Академией наук. Замок Сире, где Вольтер обосновался у своей возлюбленной, маркизы дю Шатле, постепенно становился заметным культурным центром. Издатели уже охотятся за произведениями Вольтера, не всегда дожидаясь его согласия на публикацию. С ним переписывается даже наследный принц Пруссии, будущий Фридрих II.

Европейская известность Вольтера производит, наконец, впечатление и на Людовика. Философу разрешают вернуться в Париж, назначают камергером и придворным историографом, избирают академиком. Но напрасно философ думал, будто королю нужен мудрый наставник. Двору нужны всего лишь придворные. Не помогли и славословия: монарх равнодушно реагировал на вольтеровские сравнения его с Марком Аврелием и Александром Македонским. И, конечно, снова подвёл язык: сначала рискованный мадригал, потом неосторожная реплика… Кончилось всё детективной историей: бегство, потайная каморка в замке приятельницы-герцогини… Приглашение в гости к Фридриху II было очень кстати. Но и там, как говорится, не сложилось. Двоим насмешливым и обидчивым людям трудно ужиться вместе. Да и философ не раз отступал от принятого политеса. Привыкнув к финансовым махинациям, попробовал заняться этим и в Берлине, несмотря на высочайший запрет. Вскоре гость отбыл из королевской резиденции, увозя напутственное письмо монарха, где тот выражал надежду, что впредь философ «не будет больше иметь неприятностей ни с Ветхим, ни с Новым Заветом. Дела такого рода обесчещивают».

В Париж его, конечно, не пустили, и Вольтер обосновался в Ферне, у границы с Швейцарией, начав новый период жизни. Теперь у него иные взгляды: он считает, что в молодости надо наслаждаться, а в старости — «дьявольски трудиться». Здесь, в оставшиеся ему два десятка лет, он написал свои лучшие вещи.

Разум и терпимость