Философский постгуманизм

С метанарративной[126] точки зрения подобная критика проявляется в самой приставке «пост», которая не требует создания нового термина. Постгуманизм не противостоит предшествующей эпистеме, не совершает акта, который бы основывался на логике символического вогнутого зеркала[127]: «мы правы, поскольку они ошибались» или же «наша философия новая, поскольку их философия устарела». Такая установка приводит к тому, что позиция, которой мы намеревались воспротивиться, превращается в необходимый инструмент герменевтики новой парадигмы: понятие «пост-модерна» полагается в силу отвержения некоторых определяющих качеств модернизма[128], тогда как модернизм может восстановить генеалогию своих нарративов, отталкиваясь от элементов, связанных как с Просвещением, так и с романтизмом [Lewis, 2007] и т. д. С одной стороны, изложение истории идей в виде череды отказов и отвержений может показаться упрощением; можно составить иную и вполне убедительную историю – историю развития или превращения одного движения в другое[129]. И в то же время важно отметить, что в западных схемах признание определенного движения часто определяется его противостоянием предшествующим движениям. Например, Томас Кун (1922–1996) в своей известной работе «Структура научных революций» характеризовал эпистемологический сдвиг от одной научной парадигмы к другой следующим образом: «возможен случай… когда кризис разрешается с возникновением нового претендента на место парадигмы и последующей борьбой за его принятие» [Кун, 2003, c. 121]. Обратите внимание на то, что, хотя характеристики господствующей парадигмы Кун изучал в области точных наук, рассмотренный механизм сдвига, вероятно, применим и к социальным наукам.

В случае собственно постгуманизма нет необходимости в каком-либо символическом жертвоприношении. Постгуманизм не отвергает предшествующую эпистему, на самом деле он идет по пути, проложенному постмодернистскими и постструктуралистскими практиками[130], ведя постоянный диалог с прошлыми, актуальными и будущими возможностями и источниками. Постгуманизм встроен в феминистские горизонтальные практики и подходы, а потому он способен проявляться в качестве рождения, а не символического убийства, за которым следует искупление. Размышление о метанарративах особенно важно, поскольку постгуманизм не отмечает разделения между «теорией», «поэзисом» и «праксисом»[131]; процессы, связанные с поиском знания, производством и действием внешне и внутренне связаны друг с другом. В этом смысле метанарративы постгуманизма представляют собой признание и локализацию: способы доступа постчеловека к письменным историям (в их мужском и женском вариантах, histories и herstories) идей так же важны, как и его теоретические формулы, поскольку они позволяют выйти за пределы дуализма также и в метапозиции.

Интерлюдия 1

Постгуманизм можно определить как пост-антропоцентризм, как пост-гуманизм и как пост-дуализм. Роль первых двух терминов, то есть пост-гуманизма и пост-антропоцентризма, в формировании философского постгуманизма была достаточно прояснена нами: мы проанализировали некоторые из их генеалогических источников, обсудили связанные с ними вклады и ограничения. Но что можно сказать о пост-дуализме? Третий термин, задействованный в определении, а именно пост-дуализм, не был подробно рассмотрен, поэтому он нуждается в более глубоком осмыслении. Прежде чем начать соответствующее обсуждение, нам надо поставить вопрос: какой именно дуализм деконструируется философским постгуманизмом? Хотя дуализм не обязательно бывает иерархическим, в истории западной мысли две его стороны обычно помещались в систему ценностей, в соответствии с которой одна считалась позитивной, а другая негативной. Говоря точнее, философский постгуманизм деконструирует вполне определенный дуализм – дуализм строгий, жесткий и абсолютный, а не текучий, подвижный и изменчивый, то есть не ту форму дуальности, что присутствует, например, в дао. В даосизме, по словам философа Алена Уоттса, «Принцип инь и ян не является… тем, что мы обычно называем дуализмом, скорее это явная дуальность, выражающая скрытое единство» [Watts, 1976, p. 26]. Так, Лао-цзы, считающийся автором классического текста «Дао дэ цзин» (VI век до н. э.), превозносит воду, в которой видит наиболее подходящую метафору для всеобщего динамического равновесия дао[132], [133].