Здесь мы можем обнаружить отправной пункт нашего исследования: некоторые люди стали в Древнем Риме считать себя homo humanus
. Это определение задавалось благодаря противопоставлению (варварам) и признанию (образования или пайдейи). К этим основным моментам мы вернемся, когда определим контекст появления этого термина, поставив вопрос: когда и как возникло латинское понятие «humanus»? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вернуться ко временам Римской республики и обратить особое внимание на группу интеллектуалов, которая позже получила название Сципионова кружка по имени их предводителя, политика Сципиона Эмилиана (185–129 до н. э.). Хотя некоторые исследователи поставили под вопрос само существование Сципионова кружка [Zetzel, 1972], идеалы, отстаиваемые этими интеллектуалами в своих работах, указывают на общее умонастроение, которое позволяет понять возникновение термина «humanus». Мыслители, входившие в кружок, среди которых были такие философы, как Цицерон, и такие драматурги, как Теренций, были большими поклонниками греческой культуры, которую они изучали и всячески превозносили, демонстрируя тем самым филоэллинство, которое в те времена критиковалось римскими традиционалистами[188], видевшими в растущей эллинизации Рима вырождение традиционных римских ценностей. Сципионов кружок добился синтеза греческой и римской культуры, который и определил рождение термина «человек», связав в единое целое philantropia (то есть любовь и сострадание к человечеству) и paideia (образование и культуру) с римскими ценностями.Для полного понимания этих терминов нам надо сделать еще один шаг назад и обратить внимание на то, что греческий термин, обозначающий человека, – это «anthropos» (являющийся корнем многих современных слов, таких как «антропоцентризм» и «антропология»). Хотя латинский термин «humanus» нельзя приравнивать к греческому термину «anthropos» [Nishitani, 2006], греческое понимание anthropos
на протяжении всей истории оказывало существенное влияние на формирование понятия человека. Его стоит рассмотреть, в частности, с опорой на Аристотеля, который в первой книге «Политики» определяет, как известно, человека (anthropos) в качестве политического животного (по-гречески zoon politikon), то есть животного, связанного с «polis» или городом, который представляет цивилизацию: «человек по природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, – либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек» [Аристотель, 1983а, 1.1253a]. Важно отметить, что «политический человек» размещается на определенной иерархической лестнице, на которой он соотносится не только со своим очевидным внешним, то есть людьми, существующими «вне государства», но также и с неявно определяемым внутренним: так, в Афинах женщины, рабы и постоянно живущие в городе чужаки[189] исключались из политической жизни. Далее Аристотель определяет человека через «logos» (то есть речь, язык, но также разум): «Один только человек из всех живых существ одарен речью» [Там же]. Важно подчеркнуть такое отношение к языку, отметив, что люди, не говорившие по-гречески, считались варварами, например, персы, египтяне и финикийцы, несмотря на наличие у них удивительных цивилизаций. В классической греческой культуре логос и цивилизация были связаны тем, что, как отмечает Аристотель, «речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо. Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т. п. Совокупность всего этого и создает основу семьи и государства» [Там же].Приоритет logos
, отмеченный предпочтением разума и рационального мышления, представляет важную перемену по сравнению с абсолютной властью «moira», то есть непреклонной судьбы (персонифицированной тремя богинями, получившими имя Moirai, которое представляет собой множественное число греческого слова moira). Если разум допускает возможность этической позиции, то именно привилегия принадлежности к полису дает доступ к «paideia», то есть формальному «образованию» его членов (хотя и не всякий получает к нему на самом деле доступ[190]), а также к неформальной общей «культуре», выдвигающей на первый план процесс идентификации индивида с политическим этосом. «Humanitas» – это римская интерпретация греческого понятия «paideia», поэтому теперь мы можем понять то, что термин «человек» тесно связан с другими родственными ему понятиями, а именно с «культурой», «разумом» и «цивилизацией».