Философский постгуманизм

С точки зрения постгуманизма такая евроцентрическая предвзятость[212] подрывает претензии таксономии Линнея на нейтральное и объективное определение человека. Его расистские и этноцентрические предубеждения сочетались с определенными гендерными представлениями. В работе Systema Naturae наряду с термином «Homo sapiens» Линней ввел также термин «Mammalia» (млекопитающие)[213], обозначающий один из шести классов, на которые он поделил животных, а именно группу с молочными железами. Возможно, что выделение самого этого признака обосновывалось не научными мотивами, а политическими. Линней был не только ботаником, но и врачом, отцом семи детей и ярым защитником грудного вскармливания. В XVIII веке в Европе среди женщин высших и средних классов распространилась мода нанимать кормилиц[214], чаще всего из низших классов; из-за их сложных жизненных обстоятельств и плохого здоровья эта практика привела к высокой детской смертности. Общественные споры достигли такого накала, что, к примеру, в Пруссии в 1794 году был принял закон, обязывающий здоровых матерей вскармливать своих детей самостоятельно. В подробной статье «Таксономия людей» Линда Шибингер выделяет классовые контуры этой кампании, в которой не проблематизировались дурные условия жизни кормилиц или их детей, поскольку в основном внимание уделялось благополучию матерей и младенцев из среднего и высшего классов. Шибингер подчеркивает, что эта «борьба с кормилицами… выступила параллелью к политическим решениям, подрывающим публичный авторитет женщин и приписывающим новую ценность роли женщин в домашней жизни» [Schiebinger, 1993, p. 383]. Линней активно участвовал в этой кампании; в 1752 году он опубликовал памфлет Nutrix Noverca против кормилиц, в котором представил важные сведения о достоинствах грудного вскармливания, но также воспроизвел старые сексистские предубеждения и предрассудки[215]. Теперь мы можем понять, почему предпочтение «mammae» (латинский термин, обозначающий «груди») как основы для термина «Mammalia» можно интерпретировать в качестве «политического акта» – о чем говорит Шибингер [Ibid., p. 382][216] – а не научного решения. Шибингер делает следующий вывод: «В рамках терминологии Линнея женская характеристика (выделяющая молоко грудь) связывает людей с дикими животными, тогда как традиционное мужское качество (разум) помечает отделение от них» [Ibid., p. 394]. Термин «млекопитающее», соотносимый с женской биологией и частными качествами человека[217], использовался Линнеем для того, чтобы поместить человека как вид в более общую систему природы, подчеркнув при этом роль женщины как матери и ее связь с царством животных, определяемую ее природной ролью кормилицы. С другой стороны, Линней придумал термин «Homo sapiens», которым подчеркивались когнитивные функции человека, заданные мужскими качествами[218], и выделялось различие между людьми и другими приматами[219]. Соответственно, в обоих понятиях, млекопитающих и Homo sapiens, запрятан сексизм и специзм.

Сосредоточимся теперь на самом термине «Homo sapiens» и обратим внимание на то, что, если считать его не объективным обозначением, а аутопоэтической[220] коннотацией, Homo sapiens представляется действительно подходящим определением человека, по крайней мере с философской точки зрения. В этом смысле человек – это «знающий» вид (то есть «sapiens») именно потому, что именно этот вид постулирует это специфическое знание. Иными словами, знание Homo sapiens создается Homo sapiens, чтобы оно постигалось и использовалось самим Homo sapiens, в аутореференции: например, у животных, отличных от человека, нет способа прямо использовать знание, создаваемое людьми (но стоит отметить, что ситуация может измениться в результате развития машин, поскольку роботы и искусственный интеллект уже получили доступ к человеческому знанию, которое обобществляется и хранится в интернете). Такая интерпретация, вероятно, вполне согласуется с мотивами, по которым Линней выбрал термин «sapiens». Действительно, в десяти первых изданиях работы Systema Naturae человек описывается исключительно латинской максимой Nosce te ipsum (то есть «познай самого себя»). В связи с этим Агамбен утверждал: