Финиас Финн, Ирландский член парламента

Можно сомнѣваться, не была ли права лэди Бальдокъ, когда увѣряла, что ея племянница такъ терзала ее, что ни одна тетка на свѣтѣ не имѣла такихъ хлопотъ.

Лордъ Брентфордъ шумѣлъ и горячился, и конечно еще хуже испортилъ все дѣло. Онъ поссорился съ сыномъ, потомъ помирился, потомъ поссорился опять — клянясь, что всю вину слѣдуетъ приписать упрямству и характеру Чильтерна. Послѣднее время однако по стараніямъ лэди Лоры лордъ Брентфордъ и его сынъ опять примирились и графъ старался не говорить непріятныхъ словъ и не подавать недовольнаго вида въ присутствіи сына.

— Они помирятся, говорила лэди Лора: — если мы не будемъ стараться ихъ примирить. А если мы будемъ стараться, они не помирятся никогда.

Графъ былъ убѣжденъ и старался какъ могъ. Но это было очень трудно для него. Какъ онъ могъ молчать, когда сынъ его говорилъ ежедневно такія вещи, которыя всякій отецъ — всякій такой отецъ какъ лордъ Брентфордъ — не могъ одобрять? Лордъ Чильтернъ выражалъ недовѣріе даже къ мудрости палаты лордовъ, а одинъ разъ увѣрялъ, что для всякаго перваго министра было бы очень удобно имѣть трехъ или четырехъ старухъ въ совѣтѣ министровъ. Отецъ услыхавъ это, старался нѣжно выговаривать сыну, усиливался даже шутить. Единственнымъ желаніемъ его сердца было имѣть своей невѣсткой Вайолетъ Эффингамъ. Но даже при этомъ желаніи онъ находилъ очень труднымъ удерживать свой языкъ при лордѣ Чильтернѣ.

Когда лэди Лора разсуждала объ этомъ съ Вайолетъ, та всегда утверждала, что надежды нѣтъ.

— Дѣло въ томъ, сказала она на другой день послѣ того, какъ онѣ обѣ были у мистриссъ Грешэмъ: — что хотя мы нравимся другъ другу — любимъ другъ друга, если вы хотите — мы не годимся быть мужемъ и женой.

— Почему же?

— Мы слиткомъ сходны. Мы оба слишкомъ вспыльчивы, слишкомъ упрямы и слишкомъ повелительны.

— Вы, какъ женщина, должны уступить, сказала лэди Лора.

— Но мы не всегда дѣлаемъ то, что мы должны.

— Я знаю, какъ мнѣ трудно совѣтовать, такъ какъ я довела себя до такого положенія.

— Не говорите этого, душа моя — или лучше говорите, потому что мы объ довели себя до того, что вы называете положеніемъ — до такого положенія, что намъ пожалуй придется жить вмѣстѣ и разсуждать объ этомъ всю остальную нашу жизнь. Разница состоитъ въ томъ, что вамъ не въ чемъ обвинять себя, а я обвинять себя должна.

— Я не могу сказать, чтобы мнѣ не въ чемъ было обвинить себя, сказала лэди Лора: — я не знаю, сдѣлала ли я большой вредъ мистеру Кеннеди послѣ того, какъ вышла за него, но я сдѣлала ему страшный вредъ, согласившись за него выйти.

— И онъ за себя отмстилъ.

— Мы не будемъ говорить о мщеніи. Я думаю, что онъ несчастенъ, и знаю, что несчастна я — а это происходитъ отъ того вреда, который сдѣлала я.

— Я не хочу сдѣлать несчастнымъ никого, сказала Вайолетъ.

— Вы хотите этимъ сказать, что вы рѣшились не выходить за Освальда.

— Я хочу сказать это и многое другое. Я говорю, что не хочу сдѣлать несчастнымъ никого. Вашъ братъ не единственный человѣкъ, который такъ слабъ, что хочетъ рѣшиться на рискъ.

— Хочетъ и лордъ Фаунъ.

— Да, лордъ Фаунъ. Можетъ быть, ему я не сдѣлала бы большого вреда, но не сдѣлала бы и пользы.

— И бѣдный Финіасъ Финнъ.

— Да — мистеръ Финнъ. Я вотъ что скажу вамъ, Лора. Единственный человѣкъ, котораго я считала одно мгновеніе возможнымъ полюбить какъ моего мужа — кромѣ вашего брата — былъ мистеръ Финнъ.

— А теперь?

— О! — теперь разумѣется это прошло.

— Прошло?

— Совершенно. Вѣдь онъ женится на мадамъ Гёслеръ? Я думаю, что все рѣшено уже теперь. Я надѣюсь, что она будетъ къ нему добра, любезна, позволитъ ему поступать по-своему и будетъ поить его чаемъ, когда онъ придетъ усталый изъ парламента, потому что, признаюсь, мое сердце все еще немножко нѣжно къ Финіасу. Мнѣ было бы непріятно думать, что онъ попалъ въ руки какой-нибудь злой вѣдьмы.

— Я не думаю, чтобы онъ женился на мадамъ Гёслеръ.

— Почему же?

— Право не умѣю вамъ сказать — но не думаю. Итакъ вы любили его прежде, Вайолетъ?

— Не совсѣмъ, душа моя. Для меня трудно полюбить. А почти всѣмъ дѣвушкамъ, какъ мнѣ кажется, трудно не любить. Мистеръ Финнъ, когда я мѣрила его въ умѣ, былъ не малъ, но и не довольно великъ. Я воображала себя сержантомъ, набирающимъ рекрутовъ по мѣркѣ. У мистера Финна не хватало роста на полдюйма. У него чего-то недостаетъ въ индивидуальности. Онъ слишкомъ друженъ со всѣми.

— Сказать вамъ секретъ, Вайолетъ?

— Пожалуйста, душа моя; хотя мнѣ кажется, я знаю уже этотъ секретъ.

— Это единственный человѣкъ, котораго я любила, сказала лэди Лора.

— Но вы полюбили его слишкомъ поздно, замѣтила Вайолетъ.

— Было слишкомъ поздно, когда я увѣрилась въ этомъ настолько, чтобы желать, чтобъ я никогда не видала мистера Кеннеди чувствовала приближеніе этой любви и разсудила сама съ собой, что такой бракъ былъ бы дуренъ для насъ обоихъ. Въ то время были непріятности у насъ въ семействѣ и у меня не было ни шиллинга.

— Вы заплатили долги Освальда.

Словомъ, у меня не было ничего — и у него также. Какъ могла я осмѣлиться подумать о такомъ замужетвѣ?

А онъ думалъ объ этомъ, Лора?

— Кажется.